— Я гружу?! Я такого и выдумать не смог бы!
— Ну и что тот пацан? Я бы тоже…
На этот раз остановился Славик.
— А что бы ты для начала сделал? — спросил он как можно осторожнее.
— Я? — Стас помолчал. — Я ведь мультика того не видел.
— Ты что — еж? Я же тебе все скинул!
— Слышь, — всерьез задумался Стас, — а у того пацана ничего больше с другой планеты не было? Никаких аппаратов? Таких же, как невидяйка?
Славик хотел было ответить, но запнулся. Только неожиданно заморгал.
Мимо них проходил, шаркая подошвами, всегда понурый, всегда сутулый Боб Скотовод (Вова Коровин). Повернул к ним голову. Спросил уныло и едко:
— Стрелец! Так ты у нас, оказывается, пришелец?
— Отзынь! — прикрикнул на него Стас.
Боб потащился дальше, а Славик подумал: 'Спасибо вам, Елена Матвеевна, за словечко 'пришелец', сейчас мне от него не отвязаться'. И чуть вернулся к мысли, подкинутой Стасом, как зазвонил звонок, и весь двор стал послушно втягиваться в двери школы.
Кирпичик к Кирпичику — Будет стена
Кубик словно дожидался Славика. Только Славик вошел к себе домой, как услышал телефонный звонок. Телефон звонил, верно, когда Славик был еще в лифте.
— Слава, — был торопливый голос, — я вчера был очень противен?
— Да нет, дядя Витя. Только смешной.
— Что поделаешь! Это был мой дебют в качестве детектива, — торопливо высказывался Кубик. — Ради дела мне пришлось надрызгаться, а это для меня не самое желательное состояние. Вид был, должно, омерзительный. Таким я не хотел бы показываться друзь…
— Дядь Вить! — вскричал Славик. — Да вы что! Шерлок Холмс и тот бы в этом случае напился. Вот интересно было бы на него посмотреть!
— Ну, спасибо, дружище. — Кубик, чувствовалось, вздохнул. — Для меня сегодня каждое доброе слово — лекарство. Вроде таблетки анальгина. А про Шерлока Холмса — ты вообще гениально вспомнил. И мне сейчас тоже интересно — как бы он выглядел рядом с Петрухой и Гоги-Егором… Но звоню я не только по сему горестному поводу. 'Странное, говорят и говорят по телевизору, ограбление!'…
— Еще вчера об этом говорили!
— Да, да. Идет, понимаешь, инкассатор, — на всякий случай повторял художник, — вдруг хлоп — падает. А мешок с деньгами испаряется. И — ни выстрела, никаких людей в масках. Тебя это не наводит на кое-какую мысль?
— Наводит. Еще вчера навело. Моя невидяйка!
— Вот какие мы с тобой умные! Невидяйка! Новое слово в ограблении инкассаторов. Бандюгам не хватало только невидяйки — и вот она у них есть! Такая, понимаешь, получается здесь Кукурбита!
Кубик по-прежнему был многословен.
— И ведь все сейчас на нас с тобой! Ведь мы с тобой в ответе за это 'новое слово'… Понимаешь, — рассуждал Кубик, — они могут на ограблениях не остановиться. Невидяйка в условиях нашей Земли это… — он недоговорил. — В общем, невидяйка в руках негодяев… Черт знает что! Голова-то у меня, между прочим, болит… Как, кстати, на вашем языке голова?
— Чайник… Кочан, кабина… Еще дыня… Дядь Вить!..
— …меня больше всего устраивает 'дыня', — успел вставить художник. — Чайник, впрочем, тоже… Нет, дыня лучше всего.
— Дядь Вить… А вы не забыли — у меня еще и молстар есть! И снолуч.
Трубка замолчала, словно отключилась.
— Дядь Вить! Дядь Вить! Алло! Алло!
— Это меня твоя мысль сокрушила, — раздался наконец ответ. — Я опять чуть не сел. И ведь правда: у нас есть еще молстар и снолуч. А я и забыл про них. Ты, кажется, думаешь, что их можно задействовать? И, может, знаешь уже как?
— Еще нет. Я только-только о них вспомнил. — О Стасе, о его нежданной подсказке, Славик решил не говорить.
— И я пока не врубился… Но… у меня уже будет, чем манипулировать, когда моя бедная голова придет в порядок. Чем жонглировать. Молстар, снолуч. Снолуч — молстар — снолуч… Но кого старить, кого омолаживать? Кого укладывать в сон — вот в чем вопрос! Братков? Какой смысл? Шефа? Если его омолодить — он только порадуется этому. Если состарить — он может умереть. Да и где его найти?..
Кубик помолчал.
— Какая-то острая мысль насчет этой ситуации, конечно, существует в природе, в Космосе, говорят, или в Информационном поле, которое окружает нашу планету, но в мою проспиртованную голову она не приходит… Ты минута как из школы?
— Еще даже не разделся.
— Давай раздевайся и обедай. Дома один?
— Один.
— Питя не показывался?
— Ох, если бы!
— Вот кто решил бы нашу задачу в одну минуту! Молстар — снолуч — снолуч — молстар… — зачем-то повторил Кубик.
Оба вспомнили Питю и оба помолчали.
— Обедай, — повторил художник и положил трубку.
Чтобы обрисовать сегодняшнее настроение Славика, нужно было бы произнести слова старой доброй игры: 'Теплее… Теплее…'. И где-то неподалеку, чувствовал он — может быть совсем близко, под подушкой, например, — находилось 'Горячо!'. Решение их задачи спрятано где-то неподалеку.
Обедал Славик, сидя перед компьютером. Он придвинул к дивану напротив монитора низенький кофейный столик, расставил на нем тарелки и ел, не сводя глаз с экрана. Будь он на месте Пити, давно бы показался на сайте.
Шеф
Человеческих мыслей не может пока что считать с мозга ни один прибор. Самые хитроумные из приборов регистрируют электрическую активность мозга, решающего заданную экспериментатором задачу, всяческие импульсы, альфа-ритмы, еще что-то… но вот мыслей, повторим, не читает еще ни одна аппаратура, будь она величиной хоть с комнату, хоть с дом. Мысли — удивительнейшее изобретение природы, их можно даже назвать причудливыми цветами мозга-клумбы — скрыты за стенками черепа. Они возникают, расцветают, множатся, мелькают, вспугнуто разбегаются, рассыпаются, развиваются, растут в длину и в ширину, продвигаются все дальше и дальше в толще серого вещества мозга, которое отвечает за мышление, или гаснут на полпути, или, не в силах преодолеть препятствия, садятся передохнуть, а то и возвращаются назад…
Мысли до сих пор пользуются тайной неприкосновенности.
Мы совершенно не знаем, о чем думает человек, которому мы что-то говорим или рассказываем. Не знаем, что творится за его лбом; мы смотрим на его его лицо — оно улыбается, глаза внимательны, сама голова то и дело кивает… но что думает о нас этот человек, мы, может быть, не узнаем никогда.
Не узнаем, но, бывает, частично догадываемся — по случайным словам или фразам либо же по тому
