— А я, дядя Витя, ничего тогда не понимал. Думал, вы струсили или еще что. Ведь это же главная наша тайна!
— Она никуда не денется. Шеф слишком 'серьезный' человек, чтобы говорить кому-нибудь о Кукурбите. Кукурбита — слишком далека от его здравого смысла.
— А я, значит, мыслю ненормально, дядя Витя, раз я только и думаю. что о Кукурбите? Нездраво?
— Слава, покажи ты невидяйку своему другу Стасу и объясни, что она с другой планеты, он немедленно в это поверит. Скажет только: 'Ух ты!' Потому что мозги вашего прекрасного возраста открыты, так сказать, всем ветрам, всё приемлют, все приветствуют — любые открытия, любую фантастику. Даже в сказки иные счастливцы могут верить…
А потом, позже, 'форточки' в наших черепах, — Кубик скорчил грустную гримасу и постучал пальцем по голове тут и там, — через которые и проникает в них свежий воздух, одна за другой закрываются, закрываются и в голове остается один только 'здравый смысл', который с порога отметает все новое, все небывалое, все интересное…
— Дядя Витя, а ваши мозги?
Кубик усмехнулся.
— Ты, Славик, должен знать, что большинство художников, и поэтов — народ, честно говоря, свихнутый. С ветром, как говорят, в голове и так далее. Чокнутый, в общем, крезанутый.
— А не крезанутые есть среди художников?
— Есть, но они пишут портреты. Точные, как фотографии. За большие, надо сказать, деньги. Сейчас в нашем обществе появились основатели будущих дворянских родов, им позарез нужно оставить потомкам свои светлые лики…
— Дядя Витя, мне пора. Там, дома, наверно, такое!..
Кубик вздохнул.
— И опять ведь я во всем виноват!
— Не вы, дядя Витя. Такие получились пироги. Я придумаю, что сказать по дороге. — Славик уже повернулся было, чтобы бежать домой, но задал еще вопрос:
— А что мы теперь должны еще делать?
— Ни-че-го, — раздельно произнес Кубик. — Ждать развития событий. Ты не вспомнишь, что сказал тогда Питя? Хоть полсловечка, можно было б тогда подумать.
Художнику и самому до смерти хотелось знать, как именно подействует невидяйка в режиме 'три щелчка вперед, семь назад'..
— Ни даже полсловечка, — ответил Славик. — 'Все будет о…' и тут меня позвала мама.
— Ох уж эти мамы, — только и сказал Кубик. — Они всегда и вовремя, и не вовремя. Может, Питя еще появится и все разъяснит?
— Вот бы придумали такую мобилу, чтобы разговаривать с другой планетой!
— Звони, ежели что, — сказал Кубик. Он вытянул руку вперед ладонью, Славик вытянул свою, ладони шлепнулись друг об дружку. Художник повернулся и пошел по направлению к улице. Оглянулся. — Ни пуха! 'Все будет о…'.
— К черту, — как и полагается, ответил Славик и припустил к своему подъезду.
Дома, чуть он вошел, пришлось нестись к телефону.
— Где ты был?!!!!! — кричала мама. — Где-где-где?! Я-я-я…
Ответ пришел сам собой.
— Ну, мам, ну скажи, ну я имею право на весну?! Имею или нет?! Ходил по двору разиня рот, как ты бы сказала. Сидел на скамейке. Считал ворон… Весна ведь, мам, все во дворе, а меня заперли дома!
Ответ, конечно, ничего не решил, мама нашла, что сказать сыну, но Славик как уперся на весне, на которую он, как всё живое на земле, имеет право, так с нее и не слезал. Другого-то у него все равно не было. Во всяком случае, ничего другого он не успел придумать, а весна — вот она, за окном!
Остаток дня прошел тихо, если не считать того, что еще наговорила Славику мама, когда пришла с работы. Папа к ее нагоняю ничего добавлять не стал, он видел, что Славик и так перегружен правильными словами. Как бы из него не вырвалось неправильное.
Потом мама перешла к телефону и плотно за него села, папа устроился перед телевизором, Славик посидел у себя, но сидел недолго, потому что… потому что был он в эти минуты, честно говоря, не у себя дома, а находился в ресторане, а рядом с ним Кубик 'грузил' шефа-робота, рассказывая тому про Кукурбиту и зорко на него поглядывая. Славик сунулся в кухню, потом поглядел на папу на диване… вот бы кому рассказать про сегодняшние приключения! Он постоял в дверях, ожидая, что папа к нему обернется. Тот не обернулся, а сын подумал, что рассказывать ему про все нельзя. Тогда ему за последние деньги наймут телохранителя и уж Кубика он не только не увидит, но и не позвонит ему. А ведь их обоих ожидает 'развитие событий'. Развитие событий после 'трех щелчков вперед и семи назад'.
Что Произойдет?
Аннигиляция?
Шеф-робот превратится в статую?
Или просто умрет?
А остался ли он вообще жив после сегодняшней катавасии? Уж так плохо выглядел!
Славик вернулся в свою комнату, плюхнулся на диван. Ох! Мысли в голове кружились в карусели, ни за одну не ухватишься.
В коридоре послышался громкий папин голос:
— Опять 'странное ограбление'! И снова инкассаторы! Что-то слишком часто они стали падать в обморок!
Славик выскочил в коридор.
— Та же картина, — рассказывал папа, сунув голову в спальню — Идет, несет мешок с деньгами. Вдруг бац — упал. И — мешок испарился. Другие инкассаторы вертят головами, пистолеты наготове — никого вокруг. Только зеваки рты пораскрывали…
Значит, шеф жив-здоров. И невидяйка действует по-старому. В чем же тогда фокус со щелчками? Может, он неправильно их посчитал? Ведь была такая спешка…
Только этого не хватало Славику. И так в голове кавардак. Да, наверно, неправильно посчитал щелчки, и невидяйка действует в прежнем режиме. И ничего не изменилось. И шеф-робот скоро пришлет братков и потребует молстар. Он ему, старику, необходим. И придется распрощаться и с молстаром. Куда денешься от банды?! Останется только снолуч. Валить им всех братков подряд? Как Сталлоне или Шварценеггер? Бандюги найдут другие способы подобраться. Хоть в школу не ходи. А родители? А Кубик?..
Питя, где ты? Где ты, Питя?..
Сон пришел так неожиданно, что Славик не успел раздеться. Он привалился было к подушке, чтобы удобнее было думать, и тут же уснул. Потом, сквозь сон, услышал негромкие голоса папы и мамы, которые его разували и раздевали, но что они говорили, он, конечно, не разобрал.
Утром, во время завтрака, в то время, когда сын жевал бутерброд, мама допытывалась:
— Что за слово ты бормотал ночью? Какой-то снолуч… И что за шеф-робот? Откуда взялись еще и невидимки? Это все твоя Кукурбита! Вот что такое другие планеты для землян! Может, ты сегодня останешься дома?
Славик не ответил ни на один вопрос.
— У него два последних школьных дня, — подал голос папа, который до сих пор не вмешивался в мамин допрос, — пусть пойдет. Я его отвезу и привезу. Он там отвлечется.
