Чоку встал, расправил плечи и с неожиданной твердостью в голосе сказал:
— Я вернусь с Лиманом. Вставай, Лиман, нам надо поспеть к рассвету. А ухарство до добра не доведет.
Незиф скрипнул зубами, но сдержался. Чоку же, потоптавшись на месте, сделал шаг к кустам.
— Ого, да вы, никак, медведя связали? — воскликнул он не столько с удивлением, сколько с насмешкой.
Незиф вскочил, как ужаленный. В два прыжка он очутился возле геолога и преградил Чоку путь. Тот повернулся и пошел к костру. Незиф двинулся за ним, тяжело дыша от гнева.
— Там знают все. — Тихо и как-то доверительно сказал Чоку. — И как ты его выследил, и как схватил мальчишку, и как тот сбежал, и как ты убил медведя, и как поймал этого. — И он кивнул головой в сторону кустов.
Незиф опешил. То, что Чоку были известны такие подробности, вызвало в нем замешательство. Упорство его рухнуло, словно срубленное одним ударом дерево. Он понял, что любое сопротивление бесполезно, что за ним следили в то время, как он сам выслеживал геолога. Молнией сверкнула мысль, что и сейчас, может быть, Чоку не один и в темноте за ним наблюдают чьи-то глаза, выжидая, какое он примет решение. Один шаг оставалось ему сделать до богатства, и вот оно выпорхнуло у него из рук, как птица из клетки, которую открыла чужая рука. Уступить или сопротивляться? Инстинкт бывалого человека говорил, что упорство к добру не приведет. Нужно покориться, выждать. Дальше видно будет, что делать. Складывать оружие он не намерен.
Не говоря ни слова, он начал собираться в дорогу. Лицо Лимана просветлело.
— Пойдем? — радостно спросил он.
— Собирайся! — глухо ответил Незиф, повесил на правое плечо обрез и подошел к пленнику. Геолог лежал, подобрав колени к животу. Он пришел в себя.. Веревка, впившаяся в кисти рук, причиняла невыносимую боль. Пальцы одеревенели. Ступни горели.
Лиман подвел мула, оседлал его, собрал в рюкзак: раскиданные по земле вещи, привязал его к седлу, сунул туда же топор и повернулся к своему товарищу.
— Все собрал? — глухо спросил Незиф.
— Все.
— Обуй его!
Лиман отпустил повод и зашарил по земле, отыскивая ботинки и носки геолога.
— Здесь они, возле меня, — сказал Незиф.
Грубо схватив ногу геолога, Лиман принялся натягивать ботинок. Как только он коснулся его ступни, геолог скорчился и простонал, словно его полоснули ножом.
— У него ноги распухли, — виновато сказал Лиман, безуспешно пытаясь обуть пленника.
— Тогда не обувай.
Лиман сунул ботинки и носки в торбу паренька, которую тоже привязал к седлу. Незиф кивнул ему, они схватили геолога и перекинули его поперек седла. Юноша простонал и сжал зубы. Начинались новые мучения. При одной только мысли, что поездка продолжится, он весь покрылся испариной.
— Трогаем? — спросил Чоку, следивший за их приготовлениями.
Лиман повел мула, за ним, отломав здоровый прут, двинулся Незиф. Чоку быстро затоптал огонь, наклонился, что-то поднял с земли, спрятал под пиджаком и нагнал их.
— Я ведь тебе велел все собрать, — сурово сказал Незиф Лиману. — Почему оставил флягу?
— Вернуться? — испуганно спросил Лиман.
— Чоку уже позаботился. Если ты все так будешь сеять, кому за тобой подбирать?
Чоку прикусил губу. «Шельмец этот Незиф, все примечает», — подумал он и ругнул его про себя.
Позади них, точно зрачки ночного зверя, мелькнули два уголька и тотчас погасли.
Глава шестая
Незиф сопротивляется
Всю войну Хью Бреф выполнял секретные миссии на Востоке. Трижды пересек он Аравийский полуостров, дважды колесил по африканскому побережью от Бизерты до Александрии и дышал горячим зноем пустынь. После туманной и влажной Англии раскаленное небо Египта и Ирака, Ливана и Сирии показалось ему не лишенным известного очарования. И тогда, когда он уже думал, что может считаться специалистом по некоторым секретным военным вопросам Ближнего Востока и Северной Африки, на его имя пришел шифрованный приказ немедленно выехать на Пелопоннес. Темной ночью его доставили на подводной лодке к скалистому берегу. Хью и трое штабных офицеров уселись в надувную лодку. Щупленький моряк неслышно начал грести коротким веслом. То поднимаясь, то опускаясь на волнах, лодка приблизилась к берегу. Ее закругленный нос мягко стукнулся о песчаное дно. Люди выбрались на сушу. Из темноты перед ними выросли скалы с невидимыми вершинами. От их подножия отделилась неясная фигура и быстро подошла к ним. Они обменялись паролем. Хью оглянулся — резиновая лодка уже исчезла. Подводной лодки тоже не было видно.
У скал их встретило несколько человек. Они радостно пожали им руки, взяли у них поклажу и взвалили себе на спину. Затем все двинулись гуськом по каменистой крутой тропинке. Шли долго. Хью тяжело дышал от усталости и весь взмок от пота. Свежий ночной воздух прохладным покрывалом касался его лица и шеи там, где был расстегнут воротник мундира. Когда новый день осветил окрестности, глазам Хью предстал пейзаж, ничем не напоминавший пески и равнины Ближнего Востока и Северной Африки. Вокруг высились горы. Голые скалы и каменистые возвышения чередовались, скрещиваясь во всех направлениях. Между ними змеились глубокие ущелья. Никаких рек. Очень скудная растительность — кое-где хилые деревца с редкими листьями, колючий кустарник, низкая клочковатая трава. Ландшафт, правда, разнообразный, но такой же унылый, как пейзаж пустыни.
Хью связался с группами партизан. Днем они прятались в скалах, а ночью устраивали вылазки, разрушали линии связи, дороги, нападали на части оккупационных войск. Офицеры штаба собирали переносную рацию, Хью передавал сведения, получал указания. Затем рацию разбирали и переносили на другое место. Из Каира ночью прилетали самолеты, сбрасывали на парашютах оружие и обмундирование, партизанские части перегруппировывались, действуя все более активно.
Хью сопровождали невысокие худощавые мужчины в английских хаки, с автоматами на груди и засунутыми за ремень пистолетами. Они тихо переговаривались на своем непонятном для Хью языке, а он листал выданный в служебном порядке тоненький англо-греческий разговорник, стараясь запомнить отдельные выражения.
Иногда он слышал близкое или отдаленное эхо перестрелок, трескотню пулеметов, гул длительных боев между борцами за свободу и гитлеровскими частями, проверял свое оружие и не снимал палец со спуска, пока опасные места не оставались позади.
Много ночей подряд они спускались в ущелья, карабкались на скалы, шли по краям бездн, еле видных в темноте.
Месяц спустя Хью уже был в Родопах, недалеко от старой болгаро-греческой границы. Здесь росли леса, в складках гор журчали веселые потоки. Округлые вершины были покрыты высокой травой. Солнце не палило так нещадно. Местные жители, сопровождавшие Хью, рассказывали ему, что в далекие времена здесь бродил Орфей и околдовывал своими песнями людей и зверей.
В горах севернее Ксанти Хью получил по воздуху приказ связаться с болгарскими партизанскими частями, действовавшими у северных отрогов гор, организовать переброску английского оружия для них и согласовать их действия с действиями греческих партизан.
После трех тяжелых ночных переходов четверо англичан в сопровождении болгарина укрылись в крохотном каменном здании сельской электростанции. Ее крытая плитами крыша почти вплотную подходила к полотну магистрали, пересекавшей массив и связывавшей Фракийскую низменность с побережьем Эгейского моря. Магистраль была очень оживленной. По ней то и дело проносились грузовики, стучали сапогами солдаты, шли эшелоны и артиллерия, тарахтели крестьянские повозки, брел на пастбища скот.
