заплатив за ужин (была его очередь), а Песоцкий пошел знакомиться с «мамочкой», владелицей агентства. Она его, конечно, узнала и на радостях всучила аж три визитные карточки.
Люди тянулись к Песоцкому. Телевидение сделало его гарун-аль-рашидом: он оказывал эфирные благодеяния людям и организациям. Иногда, впрочем, он этими благодеяниями расплачивался…
— У вас милые девочки, — похвалил Оксану гарун-аль-рашид.
— Будем дружить, — с привычным пониманием откликнулась та, и Песоцкий вздрогнул, представив себе золотой московский батальон, прошедший через дружбу с Оксаниным модельным агентством до него.
Тем лучше, подумал он.
Но бартера не получилось. При всей своей замедленности Лера оказалась штучкой с четко устроенными мозгами, и с первого свидания Песоцкий возвращался не львом, поевшим нежного мяса, — волочился марлином с зазубренным крючком во рту…
Ее послушные пальцы в руке, нежные коготки в ладони, близкий теплый взгляд расставленных глаз и короткое прощальное касание губами — все было ясным пресс-релизом грядущего рая. Но, уронив за первым ужином, что она в Москве одна и ищет поддержку, Лера обозначила цену — и держала ее неколебимо.
На втором свидании Песоцкий не продвинулся дальше пятисекундного путешествия губами по изгибу запрокинутой шеи. Сидя потом в своем BMW, он еще полминуты вспоминал, где у него задняя передача.
Крючок сидел уже в желудке.
Это продолжалось еще неделю, и каждый раз она была уже почти его — уже дышала у него в руках и вдруг холодно останавливала процесс, как проститутка по истечении оплаченного часа. И все его мягкое обаяние, весь годами проверенный гипноз рассыпались в мелкие дребезги… Он так ее хотел, что терял нить на переговорах: ударяло в голову.
В умственном затмении хотел даже позвонить Оксане: в чем, собственно, дело? за что плачено эфирным временем? Еле затормозил, повизгивая тормозами мужской гордости.
Через месяц Песоцкий решил брать быка за рога. Черт возьми, она ищет поддержку — она ее получит! Помешает ли чувствам юной леди к серьезному мужчине сессия у престижного фотографа? Протекция о включении личика, со всем, что прилагается к личику снизу, в правильные глянцевые портфолио?
Оказалось: не помешает. О, она ему так благодарна. И ее так тянет к нему, с самого начала… он такой нежный, сильный, заботливый… И — шепотом — она его очень хочет как женщина, правда-правда… Она говорила, не отрывая от его глаз своих — расставленных, русалочьих… Но, сказала она…
Что «но»? Песоцкий даже не врубился сначала.
Но — он должен понять ее… Ей нужна уверенность в завтрашнем дне. Девушке так трудно одной в этом волчьем городе, а у нее еще мама с сестренкой в Волгограде…
— Что тебе нужно? — хрипло перебил Песоцкий. Он задыхался от желания и ярости. Кем только он не был в жизни, и вот — стал «папиком».
— Контракт, — не задумываясь, ответила Лера. — Хороший контракт с агентством.
И прибавила почти нежно:
— Ну, что вам стоит…
Что стоит, Песоцкий прикинул в уме за секунду — и смета не показалась ему избыточной. Все дешевле, чем сидеть за изнасилование. Выкинуть Леру из головы он уже не мог.
Будет контракт, сказал он. Я тебе обещаю. Будет серьезный контракт.
Точки над i были поставлены. Отвозя леди в ее съемную квартиру на Пролетарке, Песоцкий остановил машину в темном месте и, не торопясь, по-хозяйски отлапал ее в пределах сметы. И он, и она знали, на что он имеет право, на что нет.
Хорошо было обоим.
Наутро он начал готовить операцию «Остров».
Самолет, вылетевший с задержкой, прилетел с опозданием, и недоспавший Песоцкий покорно исполнил второй за сутки пробег по аэропорту — за тайской девушкой в сиреневом, ждавшей с табличкой в руках. Стыковочный самолет ждал только его.
Больше из России туда никто не летел — и лететь, заметим, не мог: это было частью операции. Сам остров и роскошный отель на нем Песоцкий нашел в Интернете, причем запрос в поисковике сделал по- французски, а потом перепроверил по-русски и получил прекрасный результат: наши туроператоры с этим местом не работали.
Песоцкий был популярен на родине, но это был не тот случай, когда узнавание могло принести радость. В потайном отеле, в просторном бунгало со всеми удобствами, с часа на час должна была появиться его долгожданная сучка с нежными, расставленными зелеными глазами… А Песоцкий (забыл вам сказать) на родине был не только популярен, но и женат, причем женат не на шутку.
Все было схвачено и притерто по датам. Не особо светясь, парой звонков он устроил своей гибкой протеже карьерный рывок: Лера уже лежала на теплом песочке где-то в этих краях, и лазоревая волна невзначай омывала мягкие грудки, едва прикрытые купальником последней коллекции. Конец фотосессии был невзначай приурочен к прилету Песоцкого... И скажите после этого, что у нас плохо с креативом!
Песоцкий бежал за припустившей тайкой в сиреневом, зеркальным сюжетом повторяя свой домодедовский марафон: паспортный контроль, рентген… У искомого выхода тайка с поклоном передала его двоим другим в сиреневом; те поклонились и перед тем, как запустить Песоцкого в самолет, замяукали в два рта.
К тайскому инглишу ухо еще не привыкло, но в мяуканье с ужасом распознало слово «luggage». Что- то с багажом? — переспросил Песоцкий. Багаж о’кей, но будет только вечером. Доставят прямо в отель. Они не успевают перегрузить, а самолет ждать больше не может.
Песоцкий в голос выругался на великом и могучем. Тайцы с пониманием поклонились.
— Багаж мне нужен сейчас! — вернулся он на английский. И твердо повторил. — Just now!
На родине эти интонации работали. Но не здесь.
— Это невозможно. Мы очень сожалеем. — И таец указал в трубу, ведущую к самолету.
Идти по трубе было метров пятьдесят, и Песоцкий прошел эти метры, громко разговаривая с пустотой. Отсутствие соотечественников позволяло не редактировать текст.
— …И шли бы вы все на хер с вашими стыковками! — закончил он, обращаясь уже к стюардессе.
Та радостно кивнула и поклонилась, сложив руки на груди.
На семнадцатом часу дороги, после двух перелетов и трансфера — с двумя вонючими паромными переправами и джипом, вытряхающим последние кишки, — Песоцкий достиг наконец стойки портье у порога рая.
Вселиться, раздеться, принять душ и упасть в прохладную постель — вот счастье! Но он еще нашел в себе силы озадачить улыбчивого туземца за стойкой: не хер улыбаться, дружок, надо звонить в аэропорт — лагедж! лагедж!
Туземец кивал, врубаясь, и вроде бы действительно понял. Ладно, подумал Песоцкий, отосплюсь, а там как раз привезут… Сил не было совсем, но когда, войдя в бунгало, он увидел широченную, застланную душистым бельем постель под белоснежным пологом, с лотосом на подушке, то чуть не плюнул от досады. Вот бы уже позвонил Лере! А проснулся бы — она тут.
Он тихо взвыл, представив, как, прогнув первым напором, бросает на этот станок ее покорное, сволочное, сладкое тело…
В окне на дорожке мелькнул торопящийся туземец, — он шел, улыбаясь вечной местной улыбкой. И дрогнуло невозможной радостью сердце путешественника: чемодан приехал! Он выскочил на веранду: лагедж? Лагедж йес, закивал туземец, он уже звонил в аэропорт — вечером, вечером! И с радостным поклоном сделал то, зачем шел, — протянул Песоцкому «комплимент» от отеля, коктейль с лепестком на трубочке.
Сам ешь свой лепесток, мудило экваториальное!
