вверх-вниз над водой. Грин заметил, что скопы действуют так, только если им удалось поймать стайную рыбу. Более того, подобное поведение обычно наблюдается после долгого периода неудачной для всех скоп охоты. Не занятые охотой особи немедленно устремляются к кричащему сородичу и начинают охотится вблизи того места, где им поймана рыба.
Строение и функция иммунной системы свидетельствует, что кооперация лимфоцитов способствует поддержанию внутренней среды организма, а значит должна препятствовать возникновению новых видов. Но так как эволюция все-таки происходит, то она, следовательно, является роком для живых существ, а не закономерностью. И этот рок – радиация и другие иммуносупрессирующие факторы.
Если смотреть с этих позиций, то стает понятным, почему при постоянстве и длительности «борьбы за существование» видообразоване происходит сравнительно быстро.
С. Гоулд из Гарвадского универсиета и Н. Элдридж из Американского музея естествознания считают, что эволюция жизни на Земле происходила вовсе не плавно, а резкими скачками, так что виды образовывались относительно быстро в результате вспышек эволюционных изменений. Сам Дарвин писал в одном из последних изданий своего труда «Происхождение видов», что периоды времени, в течение которых вид претерпевает изменения, вероятно, короче тех периодов, когда он остается неизменным. Л.С. Бергу удалось сделать важнейшие предсказания, которые стыкуют его гипотезу с теорией иммунологического надзора: «… Отбор ничего не отбирает, он фактор не творческий, а консервативный, поддерживающий норму. Борьба за существование и естественный отбор способствуют сохранению среднего типа и не могут создавать новые формы».
Вместе с теориями Дарвина и Берга есть такая, которая называется теорией взаимопомощи. Общепризнанным представителем и выразителем ее является П. Кропоткин. Как вы убедились, ей иммунологическое знание обеспечивает немалую поддержку.
П.А. Кропоткин писал в работе «Современная наука и анархия»: «…Только в 1879 году в речи русского зоолога Кесслера мы находим ясное понимание существующих в природе отношений между борьбой за существование и взаимной помощью. « Для прогрессивного развития вида, - сказал он, приводя несколько примеров, - закон взаимной помощи имеет гораздо большее значение, чем закон взаимной борьбы»…
Мне легко было доказать и развить в 1890 году в моей книге «Взаимная помощь» идею Кесслера и распространить ее на человека, опираясь на точные наблюдения природы и на последние исследования по истории человеческих учреждений. Взаимная помощь действительно есть не только самое могучее орудие для каждого животного вида в его борьбе за существование против враждебных сил природы и других враждующих видов, но она есть также главное орудие прогрессивного развития. Даже самым слабым животным оно дает долголетие (и, следовательно, накопление опыта), обеспечивает и потомство и умственное развитие. В результате те животные виды, которые больше практикуют взаимопомощь. Не только выживают лучше других, но и занимают первое место каждый во главе своего класса (насекомые, птицы, млекопитающие), благодаря превосходству своего физического строения и умственного развития».
В этой же работе Кропоткин подвергает критике чрезмерное преувеличение со стороны Г. Спенсера роли борьбы за существование в ходе эволюционного процесса: «Мало того – и эта самая важная ошибка, - Спенсер, подобно Гэксли и многим другим, понял идею «борьбы за существование» совершенно неправильным образом. Он представлял ее себе не только как борьбу между различными видами животных (волки поедают зайцев, многие птицы питаются насекомыми и так далее), но и как ожесточенную борьбу за средства существования и место на земле внутри каждого вида, между особями одного и того же вида. Между тем подобная борьба не существует, конечно, в тех размерах, в каких воображали ее себе Спенсер и другие дарвинисты.
Насколько сам Дарвин виноват в таком неправильном понимании борьбы за существование, мы не будем разбирать здесь. Но достоверно, что, когда двенадцать лет спустя после появления «Происхождения видов» Дарвин напечатал «Происхождение человека», он понимал уже борьбу за существование в гораздо более широком и метаморфическом смысле, чем как отчаянную борьбу внутри каждого вида. Так, в своем втором сочинении он написал, что «те животные виды, в которых наиболее развиты чувства взаимной симпатии и общественности, имеют более шансов сохранить свое существование и оставить после себя многочисленное потомство». И он развивал даже ту идею, что социальный инстинкт у каждого особи более силен и более постоянен и активен, чем инстинкт самосохранения. А это уже совсем не то, что говорят нам некоторые «дарвинисты».
Заключение
После изрядной критики, которая, наверное, была бы способна пошатнуть здоровье уважаемого Чарлза Дарвина, я не буду добавлять той последней капли яда, способной свести его в могилу. Напротив, я встаю на защиту Дарвина и в помощь себе я привлеку П.Флоренского. Он писал в произведении “ Столп и утверждение истины” (сохраняется старое правописание): “ … Истина есть суждение само-противоречивое. Истина потому и есть истина, что не боится никаких оспариваний; но это само-отрицание свое истина сочетает с утверждением. Для разсудка истина есть противоречие, и это противоречие делается явным, лишь только истина получает словесную формулировку.
… Тезис и антитезис вместе образуют выражение истины. Другими словами, истина есть антиномия, и не может не быть таковою…
А подвиг разсудка есть вера, т.е. само-отрешение. Акт само-отрешения рассудка и есть высказывание антиномии… Только антиномии и можно верить; всякое же суждение не-антиномическое просто признается или просто отвергается разсудком, ибо не превышает рубежа эгоистической обособленности его. Если бы истина была не-антиномистична, то рассудок, всегда вращаясь в своей собственной области, не имел бы точки опоры, не видел бы объекта внеразсудачного и …, не имел бы побуждения начать подвиг веры…”
Но меня не будет в рядах официальных ученых, штатных апологетов советского дарвинизма. Я встану в сторонке, чтоб не доносило запаха плесени от их мундиров. Вот, например, умозаключение С.Э. Шноля, с которым можно познакомится по работе “ О динамике новых истин в науке о жизни “ ( В кн.: “ Кибернетика живого. Биология и информация.”, М.: Наука, 1984): “Рационализм Ламарка соответствовал убеждению в силе человеческого разума, что и сделало его теорию долгоживущей, хотя на главный для всякой теории вопрос – вопрос ее верности – для теории Ламарка давно уже был получен отрицательный ответ. Как известно, он был дан Ч. Дарвином, теория биологической эволюции которого в свою очередь явилась следствием изменения общенаучного мировоззрения”.
Из всего учения Дарвина я выбираю то место, которое нравится больше всего и любуюсь им. Это теория пангенеза, подвергнутая критике еще при жизни самого Дарвина и сегодня почти забытая. Именно эта теория искупает многие заблуждения Дарвина и позволяет, на мой взгляд, оставаться среди выдающихся испытателей природы. Иммунологические знания позволяют увидеть зерно истины в теории пангенеза.
Согласно этой теории каждая часть тела вырабатывает особые частицы, называемые пангенами, которые несут в себе информацию обо всех признаках организма. Пангены перемещаются к половым органам, где они включаются в гаметы, и таким образом, передаются потомкам. Поскольку пангены несут информацию обо всех признаках организма, теория пангенеза подразумевают, что признаки, приобретенные организмом в течение его жизни, могут быть переданы его потомкам.
Теория Дарвина о пангенезе совпадает с нашими идеями о регуляции лимфоцитами роста различных тканей и передачи с их помощью приобретенных признаков потомкам. Дарвиновские пангены – это и есть лимфоциты в сегодняшнем понимании.
Иммунология может быть полезной в объяснении нарушения окраски у березовой пяденицы (Biston betularia). Примеры с этой бабочкой нам известны еще со школьных учебников. Но прочитаем, что написано у О. и Д. Солбригов в “ Популяционной биологии и эволюции” (М.: Мир, 1982 ):
“Примерно 100 лет назад коллекционеры, ловившие бабочек в окрестностях Бирмингема (Англия),
