- Пойдем.
И шатались. И под руку вела Юлию сестра. В столовой уже прощался докладчик. И другие еще.
XV
Зонтом постучав в дверь, ответа не дожидаясь, вбежала Зоя к Юлии.
- А! Это кто у тебя? Узнаю. Товарищ Павел?
- Это я, точно. Здравствуйте.
- Ну, мешать вам не стану.
Взобралась на диван. Ноги поджала, шляпы не сняла, зонтом светлым кружевным, растрепанным била по подушке, перевертывая страницы журнала.
-...Но все-таки, вам, может быть, лучше не ехать. Подумайте.
- Что вы, Юлия Львовна.
-...И потом, ваш характер... ну и вы, как они, не сдержитесь и только ухудшите положение и отца, и брата.
-...Насчет этого что же говорить. Решено. А вот вы попамятуйте, что про здешнее мы говорили сейчас.
- Как же, как же, Павел Вячеславич. И большое вам спасибо.
- Ну, к чему же-с! Счастливо оставаться.
- Уже? Посидите.
- Нет-с. Время. А ежели письма, либо что, так к завтрашнему полудню.
- Хорошо. Скажу. До свидания.
- Простите.
Кланялся низко. Юлии руку жал, потом Зое. Та, с дивана не поднимаясь, поклонившись чуть, руку протянула. Оглядел ее ласковым взором тихим. Словно монашек юный, зла жизни не целовавший. И на зонтик ее кружевной поглядел улыбчиво, на светлый, весело качающийся в белых пальцах женских. У двери с гвоздя снял поддевку синего сукна, чинно надел. Еще и еще поклон низкий. На пороге кудрями тряхнул, в правой руке картуз держа.
Вдвоем остались сестры. Зоя сказала:
- Ну!
- Да. Это люди! На Урал завтра едет. К отцу, к брату. В ссылку. И радостен.
Ходила по комнате Юлия. На сестру не взглядывала.
- Юлия! Я к нему ехать решила, туда.
Та удивленным взором ловила взор Зои убегающий.
- Куда? К кому?
- Не притворяйся, Юлия. Я говорю о Викторе.
Книжку журнала на пол уронив, била размерно зонтом в подушку дивана. Юлия, перед сестрой стоя, стройная, почти высокая перед маленькой пышноволосой, сказала, и спокойно было лицо как всегда бледное, и спокойным был голос грудной, сильный:
- Да. Нужно тебе сказать. Позавчера мы были у этого Власа. Павел Вячеславич сейчас мне раскрыл глаза на многое. Влас не актер и не издатель. В лучшем случае он анархист... из нежелательных, знаешь... в худшем - провокатор. Связи у него с Парижем и с Лондоном. Оттуда ли деньги, неизвестно. Деньги - они круглые, Павел говорит. Ах, молодец этот Павел! Но не к тому. Позавчерашняя эта ассамблея - здесь разработанный план, организация. Хотят запутать в два-три года чуть не всю видную интеллигенцию Москвы, потом в Петербург перекочуют. Замысел таков: квартира Власа - открытый дом; там еженедельно рефераты, там писатели, артисты, военщина даже; там толчется молодежь. Но там же укрываются в трудные минуты самые некрепкие из партии, самые гонимые, накануне капкана. Чуть что - сейчас сотня имен, записок, адресов; и все люди известные в ином смысле. Или квартира вне подозрений, или запутаны чужие. Если хоть год продержится - сплетут паутину, в которой должны запутаться и пауки, и мухи. Такова .идея. Павел недолго у меня. Но документы. Павел предостерегает. Похоже, говорит, на провокацию. В их расчетах теперь с корнем... И потом кое-что из прошлого этого Власа...
Зоя на сестру смотрела; ноги с дивана сползли, до полу не достали. Рукоятку светлого зонтика кружевного рукою маленькой зажала.
- Ты что... Ты смеешься... Над кем? Надо мной?
- Зоя, что ты!
И Юлия, мгновенно руки протянув к сестре, сложила их на груди. И отступила на шаг. А будто хотела вперед кинуться, к сестре. А Зоя, качая головой:
- Вот что, Юлия. Ты что комедию играешь? Мы люди свои.
- Что такое? Не понимаю.
И лицо Юлии было искренне, как и голос ее. А глаза серые, серые. Голубизну свою спрятали. И брови злые говорили: навсегда.
- Юлия. Оставь. Ну что мне твои Павлы, твои Власы! Я говорю о Викторе, и ты о Викторе думаешь. Я пришла затем, чтоб сказать: я еду туда, к нему. Сегодня еду или завтра. Ты хочешь со мной - поедем вместе. Туда, в это Лазарево.
Юлия слушала. Плечи ее сжались и опустились. Но не дрогнули сердитые брови. Сказала:
- Я тебя не понимаю, Зоя. Поступай, как хочешь. Я тебе о деле говорю...
- Влас? И все эти глупости?
- Да, Влас. И все эти необходимые сведения.
Хотелось Зое встать-вскочить с дивана, кинуться куда-то. Сказала не спеша, упрямо:
- Так я к Виктору, Юлия.
Хотелось Юлии заплакать ли, закричать ли. Тихо-спокойно сказала:
- Как хочешь. И оставим это. Мне неинтересно.
И отошла к окну.
Качая головой - и цветы на шляпе бились, - Зоя голосом нудно-звенящим, горловым:
- Юлия!
Не скоро ответила, в окно смотрела Юлия.
- Что?
- Зачем ты в Москву поехала? Вот что.
- В Москву? Зоя, ты знаешь. И ты сама...
- Я сюда, в Москву, чтоб потом к нему...
- Неужели? Но оставь. Неинтересно мне. Сказала уж.
Не отходила Юлия от окна. Спину сестры видя, злилась Зоя, на диване сидя. Опять зонтик кружевной по подушке.
- Прощай!
И с дивана спрыгнула. А когда Юлия сказала:
- Прощай, - голос ее пел и смирением, и тоской, и решимостью.
- Ба-ба! Это что же!
Зоя зонтиком кружевным указывала на стену.
- ...где же он? Позавчера еще в такой хорошенькой рамке... Наказание за грехопадение. С глаз долой - из сердца прочь... Великолепно! Ах, Юлия Львовна...
Но Юлия раздельно сказала:
- Прощай.
И не оглянулась.
- Прощай, коли так. А я к Виктору.
И пошла к двери Зоя.
За медную шатающуюся ручку взявшись, оглянулась. Сестра у окна; туда смотрит, в тусклый двор, молчит. Ударила Зоя железом зонтика в пол, крикнула:
