нападений. Утром 24 декабря большевики повели нерешительное наступление и открыли сильный артиллерийский огонь по станице. Я приказал беречь патроны. Затянулась вялая перестрелка. От Русанова донесений нет и нет. Вдруг около двух часов ночи вдалеке, в направлении на Бекешевку, послышалась отдаленная пушечная пальба. Я тотчас приказал перейти в атаку и вынесся вперед со своей сотней. Встретившие было нас пачечным огнем красные вдруг вскочили и бросились бежать. Мои «волки» и три сотни конного ополчения тут же, на глазах всей пехоты, врубились в красную орду, кроша ее в капусту. Пластуны, пешее ополчение с пиками, даже бабы — все это бросилось преследовать бегущих.
Красные бежали в панике, бросая пушки, пулеметы, винтовки, обозы, сдаваясь в плен. Тем временем от Русанова было получено донесение, что он соединился с полковником Кусовым, командовавшим карачаевской конной сотней и кисловодскими слобожанами, и что они вместе, подняв указанные станицы, идут на Бекешевку. Я продолжал преследование почти до Бекешевки; не доходя до нее версты три, остановил отряд на ночевку в окрестных горах.
Оставив Султан Келеч-Гирея и приказав ему занять Бекешевскую на рассвете, я вернулся обратно в Баталпашинскую.
Так как это был сочельник, в церкви шло торжественное, связанное с радостью победы, богослужение. Церковь была полна плакавшим от радости народом. Священник сказал мне приветственное слово, растрогавшее меня до слез. Народ горячо благодарил меня. 25 декабря утром я побывал опять в церкви, а затем приветствовал десятитысячное ополчение стариков, собравшихся со всех сторон освобождать Баталпашинскую, но не успевших принять участие в бою. Поблагодарил я стариков и распустил по домам, так как мне их нечем было кормить. Они страшно гордились готовностью сражаться, которую проявили, приписывая себе честь победы, ибо красные, мол, перепугались, узнав, что старики поднялись и идут на них. На радостях они изрядно загуляли в станице.
Слухи о поражении красных быстро разнеслись по краю. Отовсюду потянулись обозы и гурты скота возвращавшихся беженцев. После полудня я поехал в экипаже в Бекешевку, с которой уже наладилась телеграфная связь. Выяснилось, что Русанов вошел в нее раньше Султан Келеч-Гирея. Отступавшие красные очистили без нажима Воровсколесскую, Бургустанскую и Суворовскую, но, ввиду того что преследование их не продолжалось и Ляхов не перешел тотчас же в наступление, красное командование успело привести свои войска в порядок и удержалось в Ессентуках. Не будь этого, можно было бы с налета овладеть всей Минераловодской группой.
ГЛАВА 19
27 декабря я перешел со штабом в Бургустанскую. Печальную картину представляла эта станица, так же, впрочем, как Бекешевская и Суворовская. По меньшей мере половина домов была сожжена большевиками. Массу хлеба красные увезли, большое количество сожгли и потоптали. Многие из казаков были расстреляны. Поддерживавшая большевиков часть иногородних бежала вместе с ними; оставшиеся были безпощадно вырезаны мстившими сторицей казаками.
Дальнейший мой план действий, одобренный генералом Ляховым, состоял в том, чтобы овладеть Ессентуками, затем пройти на станцию Прохладную и ударить оттуда в тыл всей Минераловодской группе красных. Из Баталпашинской я выслал генералу Ляхову около 1,5 тысячи пластунов на укомплектование пластунских бригад Геймана и Слащова. 29 декабря с ополчением конным и пешим и с черкесской бригадой Султан Келеч-Гирея я двинулся на Ессентуки. Мы легко дошли до станицы, но, встреченные у нее сильным огнем, понесли большие потери и были отбиты; пришлось отойти версты на четыре от станицы; свой штаб я разместил на хуторе Старицкого.
30 декабря утром была сильная снежная пурга. Я бросил снова свои войска в атаку. Перебежчики указали нам хорошие цели, и огонь артиллерии был поэтому очень эффективен. Храбро дрались терские добровольцы, стремившиеся поскорее пробиться к родным станицам. После жестокого боя Ессентуки были взяты. Мост на железной дороге на Кисловодск конница взорвала, но, как выяснилось впоследствии, неудачно. Трофеи были невелики: всего несколько пулеметов, винтовки и человек 400 пленных.
Напуганные слухами о жестокости казаков, большевики настолько их боялись, что даже раненые и тифозные красноармейцы повыскочили из госпиталей и бежали полуодетые, падая и замерзая в пути. Ессентукские казаки всю ночь расправлялись с захваченными ими большевиками, их одностаничниками. Конница, видимо, небрежничала по случаю холода и в упоении победой. Чрезвычайно утомленный, я, вопреки своему обыкновению, не проверил лично несение сторожевой службы. Между тем красные приготовили нам сюрприз.
Часов в пять утра я проснулся от сильной и близкой трескотни пулемета. Однако донесения о бое не было. Выяснилось, что подошедший от, Пятигорска по исправленному, плохо взорванному казаками мостику большевистский бронепоезд приблизился к станции и начал громить ее. Затем высадил десант пехоты, пошедшей в атаку. Станция была быстро занята; напуганные пальбой, наши обозы, вошедшие вопреки приказанию в город, пустились наутек. Разошедшиеся по своим хатам терцы были застигнуты врасплох. Местные большевики и прятавшиеся по садам красноармейцы открыли в свою очередь со всех сторон стрельбу по казакам. Началась паника: ополченцы, особенно пехота, стали поспешно без сопротивления покидать город.
Одевшись, я вскочил на коня и со своей конвойной сотней бросился к вокзалу. На площади перед ним стояли две наши горные пушки. Я приказал командиру артиллерийского взвода открыть огонь по появившимся вдалеке красным цепям. Едва мы успели дать два-три выстрела, как в тылу, совсем близко, раздались выстрелы; артиллерийская прислуга, бросив орудия, побежала в разные стороны. Цепь красных появилась сзади, в тридцати шагах от нас.
Быстро спешив конвойную сотню, я открыл ответный огонь. Красные попрятались за дома. Кое-как, вручную, мы накатили пушки, взяли их в передки, и артиллерия помчалась в гору, осыпаемая пулями красных. Я приказал сотне садиться на коней — хвать, а моего коня нет: перепугавшийся вестовой спрятался где-то, уведя и моего коня. Конвойцы бросились искать его; скоро нашли и привели, предварительно изрядно отодрав его плетьми. Мой значок остался, прислоненный к забору возле вокзала. Под градом пуль помчались мы по опустевшим улицам и успели по дороге захватить и значок. Полным карьером неслись мы. Много конвойцев было ранено, но ни один не упал с коня, хотя позже некоторых сняли с седел замертво. Пришлось опять занять старые позиции верстах в четырех от города, которые я приказал укрепить. Красные несколько раз порывались атаковать нас, но были без труда отбиваемы.
Войска генерала Ляхова атаковали в это время Курсавку. Барон Врангель вел упорные бои у Святого Креста. Ляхов прислал мне в помощь Волгскую и Кабардинскую бригады, а также снаряды и патроны; из станиц тоже подошли подкрепления. 4 или 5 января 1919 года Ляхов овладел Курсавкой и приказал своим пластунам 6-го взять Пятигорск. Черкесская дивизия Султан Келеч-Гирея получила приказание овладеть Железноводском, но потерпела неудачу и отступила. 5 января я послал Кабардинскую бригаду и человек 200 кисловодчан овладеть Кисловодском. Это было исполнено ими без труда.
Одновременно я направил партизанский полк пополнения, бывший у меня, обойти Ессентуки со стороны Прохладной. Почувствовав себя окруженными, красные бежали из Ессентуков, которыми, перейдя в наступление частью отряда, мы легко овладели. 5-го же января я послал 1-й Волгский полк на Пятигорск; 6 января на плечах бегущих красных полк ворвался в город и овладел им. Пластуны бригады Ляхова подошли к Пятигорску лишь 6-го вечером.
Добыча, взятая в Ессентуках, и особенно в Пятигорске, была очень значительна: несколько тысяч пленных, орудия, пулеметы. 20-го Волгский полк отрезал громадную колонну обозов, отбил своих пленных и взятых в Кисловодске большевиками заложников; было захвачено также много комиссаров, и среди них известный жестокостью комиссар Ге вместе со своей кровожадной супругой. Оба они были повешены впоследствии по приговору полевого суда.
6 января я приехал в Кисловодск, восторженно встреченный населением, измученным под большевистским режимом. Город сильно пострадал, много домов было разграблено, знаменитая тополевая аллея вырублена; сотни жителей изрубили и расстреляли красные палачи. По случаю Крещения было Водосвятие и благодарственное молебствие, после которого я принял парад войскам. 6 января
