партизанской бригадой моей дивизии была занята станция Минеральные Воды; в тот же день Врангель овладел Святым Крестом. 7 января генерал Ляхов приехал в Пятигорск, встреченный выставленным мною почетным караулом и трубачами. Генерал тепло благодарил меня за спасение Баталпашинской и успехи, достигнутые со столь незначительными, импровизированными отрядами.
Тотчас же он дал мне новую задачу — подымать восстание терских казаков и двигаться с ними на Владикавказ. Я снова вступил в командование, сданное мною временно полковнику Бегиеву, 1-й Кавказской казачьей дивизией. Мне была придана также Кабардинская бригада и несколько десятков штаб- и обер- офицеров из терцев в качестве командного состава для имеющих быть сформированными терских полков.
8 января я приехал в станицу Мариинскую, где стояла моя дивизия. Кабардинскую бригаду через Кармово и кабардинские аулы послал овладеть Нальчиком, который они взяли 12 января после легкого боя. Сам же с дивизией пошел на станицу Прохладную; овладел ею 10 января после горячего боя. При этом удалось захватить 2 бронепоезда, 4 орудия, массу пленных и обозы. Оттуда я двинулся к Нальчику. По всем путям лежали сотни и тысячи трупов замерзших красноармейцев; почти все они были босы и без теплой одежды.
Население Нальчика, русское и кабардинское, восторженно нас приветствовало. Большая и Малая Кабарда делились в это время на две партии; во главе одной стоял некий Назир, поддерживавший русских большевиков. Земля в Кабарде принадлежала почти целиком князьям и помещикам; безземельные, нищие крестьяне состояли в полной зависимости от верхних классов. Назировцы истребляли помещиков и князей, отнимали у них землю и раздавали ее крестьянам. Консервативные слои кабардинцев сгруппировались вокруг ротмистра Серебрякова-Даутокова, офицера русской службы, служившего во время германской войны в Кабардинском полку Туземной дивизии.
Во время революции энергичный, образованный и неглупый Даутоков, обладавший к тому же красноречием, пользовался большим доверием среди всадников, выбиравших его на разные комитетские должности. По своим взглядам он был сторонником тесного единения с Россией, с предоставлением Кабарде неширокой местной автономии. Не будучи сторонником политической реставрации, он полагал, что лишь Всероссийское Учредительное собрание правомочно разрешить форму правления. Когда восстала против большевиков Терская область, Даутоков решил поднять восстание и в Кабарде.
Ввиду того что назировцы, потеряв свой прежний облик борцов за кабардинский пролетариат, все более обращались в простых разбойников, терроризировавших и грабивших население, восстание Даутокова получило поддержку со всех сторон. У него не хватало лишь денег для приобретения оружия и на ведение войны. Даутоков вступил в конспиративную связь с проживавшим в Кисловодске бывшим командиром Кабардинского полка графом Илларионом Илларионовичем Воронцовым-Дашковым. Граф выехал к генералу Лазарю Бичерахову, занимавшему в то время Петровск, и просил его прислать Даутокову денег. Бичерахов послал Даутокову с Воронцовым-Дашковым несколько миллионов. Даутоков сформировал два полка добровольцев: 1-й состоял сплошь из узденей, князей и помещиков, 2-й — из крестьян и добровольцев.
Аулы охотно давали пополнение, коней и седла. Борьба с Назиром пошла успешно. Когда Терский фронт рухнул, Серебряков-Даутоков покинул Кабарду и горными перевалами пошел на соединение со мною в Баталпашинский отдел. После очищения Кабарды от большевиков и назировцев все полагали, что именно Серебряков-Даутоков, а не кто иной, будет назначен ее правителем. Однако у Даутокова было много врагов в штабе главнокомандующего, доказывавших там, что он будто бы авантюрист и демагог.
Правителем Кабарды был назначен князь Бекович-Черкасский, ретроград и кабардинец только по названию. Произведенный в полковники и утвержденный в должности командира Кабардинской бригады, посланной на Царицынский фронт, Серебряков-Даутоков был вскоре убит.
Соседняя с Кабардой Осетия представляла собой кипящий котел. Одни шли за большевиками, другие против, третьи боролись с обеими сторонами. Большевистствующая осетинская партия возглавлялась неким Керменом и носила поэтому название керменистов. Столицей их было селение Христианское, укрепленное и снабженное двухтысячным, хорошо вооруженным гарнизоном. Керменисты были вначале популярны в Осетии, но позже, так же как и назировцы, вступили на путь безшабашного грабежа. Население отшатнулось от них.
Наиболее единодушной и целиком большевистской была Ингушетия. Еще со времен покорения Кавказа отчаянно защищавшие свою независимость, храбрые и свободолюбивые ингуши были частью истреблены, а частично загнаны в безплодные горы. На принадлежавших им прежде плодородных землях расселили терских казаков, основавших на врезавшемся в Ингушетию клине свои станицы.
Лишенные возможности зарабатывать свой хлеб честным путем, ингуши жили грабежами и набегами на казачьи земли. Еще в мирное время пограничные с Ингушетией терцы не выезжали в поле без винтовок. Не проходило дня, чтобы не было где-нибудь стрельбы и кровопролития. Считая казаков угнетателями, а казачьи земли по-прежнему своими, ингуши безпощадно мстили терцам. Отношения создались совершенно непримиримые; дальнейшее сожительство было немыслимо. Нужно было либо уничтожить ингушей, или выселить казаков с бывших ингушских земель, вернув таковые их прежним владельцам.
Большевики по занятии ими Северного Кавказа, созвав во Владикавказе съезд представителей ингушей и казаков четырех терских станиц, приказали последним в месячный срок выселиться. Впоследствии, по очищении Северного Кавказа от большевиков, терцы вновь вернулись в свои станицы, но после неудачи Деникина были опять изгнаны.
Передо мною стояла задача утихомирить Осетию и Ингушетию. Я предполагал разрешить дело миром, начиная с Осетии, а позднее, овладев Владикавказом, созвать в этом городе съезд представителей ингушей и вести с ними переговоры. Керменистам я предложил без боя очистить Христианское и уйти в горы. В противном же случае угрожал репрессалиями. Керменисты отказались исполнить мои требования.
Тем временем мой отряд значительно увеличился. Выйдя из Кабарды на Сунженскую линию в районе станиц Александровской и Солдатской, я присоединил к себе с разрешения генерала Ляхова только что сформированную 1-ю Терскую пластунскую бригаду генерала Расторгуева; проходя по станицам Сунженского отдела, сформировал 1-й, 2-й и 3-й Сунженские казачьи полки и двинулся к Беслану, куда одновременно подошла назначенная также ко мне в подчинение Кубанская пластунская бригада генерала Геймана. Равным образом в Осетии мною было приступлено к формированию 1-го, 2-го, 3-го и 4-го Осетинских конных полков и Осетинской конной бригады.
Подойдя в двадцатых числах января к селению Христианскому, и после того как керменисты обстреляли моих парламентеров, я атаковал селение, но был отбит. Тогда мы подвергли Христианское двухдневной бомбардировке, а затем взяли его приступом. Потери при этом у нас были значительные. Генерал Ляхов приказал наложить на Христианское контрибуцию в 10 миллионов рублей (впоследствии она была сложена), 500 коней, 500 седел, 500 бурок и обезоружить жителей.
Оставив в Христианском гарнизон из двух сотен, я двинулся в казачью станицу Ардонскую. По дороге ко мне присоединилась масса добровольцев, как осетин, так и русских. Перешедший со своим штабом в Прохладную генерал Ляхов вызвал меня к себе и отдал приказ немедленно двигаться на Владикавказ.
ГЛАВА 20
Около 24 января я подошел к Владикавказу. Предварительно нужно было овладеть осетинским селением Муртазовом, занятым красными ингушами, а также молоканской большевистской Курской слободой. Молокане, несмотря на их непротивленческую религию, оказались людьми весьма кровожадными. Хозяйничали вместе с ингушами во Владикавказе, грабили жителей, принимали участие в обысках и даже расстрелах. Горожане страстно ненавидели молокан и жестоко отомстили им впоследствии.
Выслал я парламентеров в Муртазово с предложением сдать селение без боя, однако они были обстреляны ингушами. Тогда я послал генерала Геймана с пластунской бригадой вступить в Ингушетию и по овладении рядом аулов занять столицу ее — аул Назран. Задача Геймана была чрезвычайно трудной,
