достаточно, чтобы капля горячего воска упала на плечо мужчины, который лежал рядом с ней. Это был человек – не чудовище, не зверь, – но человек с гладкой белой кожей; длинными сильными конечностями; и черными-черными волосами. Он открыл глаза, и Аурея увидела, что они тоже непроницаемо-черные. Пронизывающие умные черные глаза, которые почему-то показались ей знакомыми. На его груди блеснул кулон в форме маленькой идеальной короны, инкрустированной сверкающими рубинами…
Анна обдумывала, на правильную ли глубину она посадила розовый куст в ямку, когда на нее упала тень. Она подняла глаза. Над ней стоял Эдвард. В первое мгновение у нее мелькнула мысль, что он вернулся слишком быстро, чтобы принести лейку.
А затем она увидела выражение его лица.
Его губы были искажены в приступе ярости, а глаза, как черные дыры, горели у него на лице. В этот момент у нее возникло ужасное предчувствие, что он каким-то образом разгадал ее тайну. За секунду до того, как он заговорил, она попыталась овладеть собой и убедить себя, что не было никакого способа, чтобы он смог открыть ее секрет.
Его слова убили всякую надежду.
– Ты, – произнес он чужим голосом, слишком тихим и пугающим. – Ты была там, в борделе.
Она никогда не умела лгать.
– Что?
Он сощурил глаза, будто от яркого света:
– Ты была там. Ты ждала меня, как паучиха, и ловко поймала в свою паутину.
Господи, это даже хуже, чем она представляла. Он думал, что она сделала это ради какой-то болезненной мести или шутки.
– Я не…
Его глаза широко распахнулись, и она подняла руку, чтобы отстраниться от ада, который увидела в них.
– Что «не»? Не ездила в Лондон? Не ходила в «Грот Афродиты»?
Его глаза расширились, она начала подниматься, но он уже наклонился над ней. Он схватил ее за плечи и поднял легко и без усилия, словно она весила не больше, чем пушок семян чертополоха. Он был таким сильным! Почему она никогда раньше не думала, насколько мужчина сильнее по сравнению с женщиной? Она почувствовала себя бабочкой, которую схватила большая черная птица. Он прижал ее спиной к стоящей рядом кирпичной стене и наклонял к ней лицо до тех пор, пока их носы едва не соприкоснулись, и он, естественно, мог видеть свое отражение в ее широко открытых испуганных глазах.
– Ты ждала там, одетая лишь в кусок кружева. – Его слова обдавали ее лицо горячим дыханием. – А когда я пришел, ты выставляла себя напоказ, предлагала себя.
Анна чувствовала каждое дуновение его дыхания напротив своих губ. Она вздрогнула от услышанной непристойности. Она хотела возразить, сказать, что это не описывало возвышенную благодать, которую они вместе пережили в Лондоне, но слова застряли у нее в горле.
– Я наивно беспокоился, что общение с проституткой, которую ты приютила, опорочит твое доброе имя. Каким же дураком ты меня выставила. Как тебе удалось сдержать смех, когда я просил у тебя прощения за свой поцелуй? – Его руки напряглись на ее плечах. – Все это время я сдерживал себя, потому что считал тебя приличной женщиной. Все это время, когда ты только и хотела этого.
Затем он набросился на нее и начал жадно терзать ее рот. Анна застонала – то ли от боли, то ли от желания.
– Ты должна была сказать мне, что хотела именно этого. – Он поднял голову и тяжело дышал. – Я бы сделал тебе одолжение.
Она, казалось, утратила способность связно мыслить, не говоря уже о речи.
– Тебе стоило только намекнуть, и я бы овладел тобой на своем столе в библиотеке или в карете с Джоном-кучером впереди или даже здесь, в саду.
Она попыталась сформулировать слова, преодолевая туман своего смущения:
– Нет, я…
– Одному богу известно, как сильно я желал тебя в течение дней, недель, – выдавил он из себя. – Я мог трахнуть тебя в любое время. Или ты не можешь признать, что хочешь делить ложе с мужчиной, чье лицо выглядит подобно моему?
Она попыталась покачать головой, но беспомощно упала, когда он склонил ее спину над своей рукой. Его другая рука опустилась к ее бедрам и резко толкнула их к его собственным.
– Вот то, чего ты страстно желала. Ради чего ты путешествовала в Лондон, – прошептал он.
Анна застонала в знак протеста, несмотря на то что ее бедра прильнули к его.
– Почему? – Он выдохнул ей в ухо свой вопрос. – Почему, почему, почему? Почему ты лгала мне? Чем я заслужил это?
Она снова попыталась покачать головой. Эдвард наказал ее коротким укусом.
– Это была шутка? Ты считаешь забавным лежать со мной в постели одну ночь, а потом разыгрывать добродетельную вдову на следующий день? Или это развращенная прихоть? Некоторые женщины находят мысль о сексе с покрытым оспинами мужчиной возбуждающей.
Анна резко дернула головой, несмотря на боль, которую причинили его зубы, царапающие ей ухо. Она не могла, не могла позволить ему думать так.
– Пожалуйста, вы должны знать…
Граф повернул голову. Она попыталась посмотреть ему в лицо, и он сделал самую ужасную вещь за все это время – он отпустил ее.
– Эдвард! Эдвард! Ради бога, пожалуйста, послушай меня! – Странно, но она в первый раз назвала его христианским именем.
Он размашисто зашагал по садовой дорожке. Она побежала за ним, ее глаза слепили слезы, и она споткнулась о выбившийся кирпич.
Эдвард остановился при звуке падения, все еще стоя к ней спиной.
– Такие слезы, Анна. Ты можешь их вызывать по желанию, как крокодил? – И потом – так тихо, что она могла только вообразить это: – Там были другие мужчины?
Он ушел.
Анна смотрела, как он исчез за калиткой. Ее грудь сжимала рвущая боль. У нее мелькнула смутная мысль, что она поранилась при падении. Но затем она услышала гортанный, скрежещущий звук, и холодная маленькая часть ее мозга зафиксировала, какой странный шум производил ее плач.
Какое скорое, какое суровое наказание последовало за отступление от степенной вдовьей жизни. Все правила и предупреждения, писаные и неписаные, которым ее учили, когда она росла, фактически осуществились. Хотя она предполагала, что наказания за ее проступок не предвидели моралисты Литтл- Бэттлфорда. Нет, ее судьба была гораздо хуже, чем разоблачение и осуждение. Ее наказанием стала ненависть Эдварда. Это и осознание того, что она поехала в Лондон только ради секса. Теперь это всегда будет с ним. Эдвард! Она желала мужчину, а не физиологический акт. Казалось, что она лгала себе, так же как лгала и ему. Как иронично прийти наконец к пониманию этого, когда теперь вокруг нее сплошные руины.
Анна не знала, как долго она лежала там; ее старое коричневое платье промокло. Когда ее рыдания стихли, полуденное небо затянули облака. Она, опираясь на обе руки, встала в коленопреклоненную позу, а потом поднялась на ноги. Она пошатнулась, но удержала равновесие. Одна рука держалась за стену сада для поддержки. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Затем подняла лопату.
Скоро она пойдет домой и расскажет матушке Рен, что у нее больше нет работы. Она останется в одиноком доме сегодня ночью и на тысячи ночей после этого на всю оставшуюся жизнь.
А сейчас она просто сажала розы.
