— Это мои односумы и т-товарищи, — продолжал пан Войцек. — Янек, по прозвищу Хватан, Ендрек, Лекса, Бичкен.
— Так пан Агасиуш намекал, что ему ведомо, куда Выговская хоругвь направляется, — вернул разговор в нужное русло пан Юржик.
— Эх, панове! То в Выгове уже каждому лавочнику ведомо, каждой торговке базарной... И неудивительно. Ведь после «желтой» ночи они себя чувствуют сопричастными к королевской власти. А злые языки поговаривают, что...
— Дык, пан, верно, и сам не знает того, что каждому торговцу ведомо... — брякнул Хватан, словно в никуда.
Пан Козюля передернулся, вскинул подбородок, но фразу закончил:
— Злые языки поговаривают, что Юстын скоро начнет с рыночной площадью советоваться в государственных делах. А что касается цели Выговской хоругви, то не открою тайну за семью печатями, коли скажу — на север их перебрасывают. На север.
— Т-то бишь, с Малыми П-п-прилужанами воевать? — нахмурился Войцек.
— Ой, нет, пан Кжесислав, успокойся. Против герцога Адаухта их бросают.
Пан Бутля облегченно вздохнул.
— А что ж через Хоровские ворота? — недоуменно спросил Ендрек. — На север через Уховецкие надо.
— Так ближе сюда от казарм, — просто пояснил пан Козюля. — Или через весь город толкаться, или сразу на приволье выскочить...
— Верно, — согласился Лекса. — Зададут теперь... того-этого... гусары жару рыцарям-волкам.
— Ибо пребудет сила Господня со всяким, сражающимся за правое дело! — важно добавил Лодзейко.
— Как бы не так! — вмешался тот самый торговец яблоками в обгаженном кожушке, что уже какое-то время прислушивался к разговору. Его глаза на заросшем курчавой бородищей лице горели праведным огнем. — На проклятого Януша они пошли, мздоимца и вымогателя!
— Тьфу на тебя... того-этого... — округлил глаза Лекса. — У тебя Януш что... того-этого... вымогал?
— Нет, но...
— Вот заткни горлянку и знай смыкай вожжи! — сквозь зубы прошипел Хватан. — Воли много взяли, дрын мне в коленку!
— Ты это постой-погоди мне глотку затыкать! — возмутился селянин. — Не при старой власти живем! Слово свободное нынче всякий сказать может!
— А то кобелю, вроде тебя, старая власть брехать не давала! — Урядник уже перехватил плеть, вознамерившись поучить наглеца.
— А ну, т-т-тихо! — остановил его пан Войцек. — Нечего з-з-задираться!
— Тем паче, гусария прошла, — добавил пан Агасиуш. — Если вам в город, то...
— В город, в город, — закивал пан Юржик. — А не подскажет ли любезный пан Агасиуш...
— Знаю чудесный шинок, — с полуслова понял его пан Козюля. — «Желтый гусар» называется. Пока Выговская хоругвь в городе стояла, там небезопасно было. Но теперь...
— Дорогущий поди? — нахмурился Хватан, с подозрением относящийся ко всему столичному.
— А что сейчас дешево? — резонно возразил Агасиуш. — В особенности в благословенном Господом Выгове? Птица мрет, скотину по селам забивают, ибо сена не напаслись на зиму. Пшеницу, слышал я, в Руттердах продавать вознамерились за бесценок...
— Вот из-за таких, как вы, — выкрикнул бородач-яблочник, явно намереваясь привлечь внимание начавшей понемногу рассасываться толпы, — и все нелады в королевстве нашем! Все про старую власть печалятся! Как тот конь, что телегу назад тянет!
— Запрягать надо... того-этого... головой в хомут, а не хвостом! — успел бросить через плечо Лекса, несмотря на строгий взгляд пана Войцека, а после все пришпорили коней.
Селянин на возу остался далеко позади.
И лишь его крики какое-то время приглушенно доносились до ушей удаляющихся всадников:
— А еще уродцев волосатых с собой возят! В человечьей одежде!
Ендрек шагал по родному, с детства знакомому Выгову. Постоянные спуски и подъемы — город стоял на холмистом берегу Елуча. Прямые широкие улицы сменялись извилистыми переулками, которые нередко заканчивались тупиками. Липкая грязь под сапогом — горожане не очень-то озабочивались чистотой, предпочитая выплескивать помои прямо в окно, а не бегать к далеким выгребным ямам. Ясное дело, сказанное относилось не к Старому городу, где у жителей хватало слуг не только на уборку дворцов, но и вокруг их стен, и не к примыкающей к Рыночной площади части Нового города, где за порядком следили выборные уличанские советы, а проверяли чистоту доверенные люди из магистрата. Но, чем ближе к стенам, опоясывавшим столицу Прилужан, тем грязи налипало больше. По крайней мере, не меньше, чем в любом окраинном городишке — будь то Великие, будь Малые Прилужаны.
Рядом со студиозусом вышагивал, словно цапля по болоту, пономарь Лодзейко. Наконец-то и он смог оказаться полезным. Не зря хвастался еще в Жорнище, что имеет много знакомств в столичных церквях. Вот и направлялись они в храм Святого Жегожа Змиеборца, что на Щучьей горке. Пан Войцек вначале с подозрением отнесся к предложению пономаря сходить поговорить с архиереем Пакрыхом, но несколько слов, брошенных паном Агасиушем, развеяли его сомнения.
К слову сказать, пан Козюля, несмотря на самое что ни на есть великолужичанское происхождение, оказался лютым врагом Золотого Пардуса, успел рассказать не одну дюжину баек, одна смешнее другой, героями которых были князь Зьмитрок, пан Адолик Шэрань, паны Пятур Церуш, Станислав Клек, Иахим Ломышанский, Твожимир Зурав, митрополит Винцесь Шваха и сам король Юстын Первый. Причем рассказывал он, совершенно не стесняясь присутствующих в зале «Желтого гусара» мещан, сотника и трех десятников портовой стражи, а также заезжих купцов, судя по одежде и шапочкам, из Угорья. Поднял чарку в память покойного гетмана Чеслава Купищанского, предрекал появление на площадях Выгова корзин, куда не сегодня-завтра начнут выбрасывать желтые ленточки, шарфы, повязки. Он-то и сказал, что его преподобие Силиван Пакрых боролся и борется в Сенате против новых законов, придуманных через пень- колоду, против попыток магнатов из одержавшей верх партии «Золотого пардуса» пополнить собственную мошну за счет сторонников проигравшей партии, выступает за освобождение из-под стражи захваченного в плен малолужичанского полковника, командира Уховецких гусар.
Посовещавшись, пан Войцек, пан Юржик и Хватан решили попытать счастья и поговорить с настоятелем храма Святого Жегожа. Абы кого к его преподобию могли просто не допустить, да и подозрений человек духовного звания вызывает меньше, поэтому и согласились отправить на Щучью горку пономаря. Лодзейко сразу преисполнился осознанием собственной значимости, напыжился, как голубь, заприметивший поблизости голубицу. Принялся по любимой привычке сыпать учеными словечками и изречениями из «Деяний Господа».
Сопровождать его Ендрек вызвался сам. Уж очень хотелось если не побывать у родителей, то хотя бы пройти мимо дома, в котором провел детство и отрочество. Вдохнуть воздух родных улиц, увидеть закоулки, где шалил, играя в «войнуху» со сверстниками. А если получится, и мельком увидеть кого-нибудь из семьи. Мать, отца, брата, сестру. В прошлый приезд в Выгов ему не удалось даже пересечь городскую черту. Полюбовался из дальней рощицы на зубцы крепостной стены, бастеи, золотящиеся под солнцем купола храмов и все. На этот раз никто не сомневался в его преданности. Ну, разве что Хватан поморщился для виду, пробурчал в усы что-то вроде: «Доверь ученому малому дело, все напутает и сам шею сломит», но открыто протестовать не стал.
Распрощавшись с паном Агасиушем Козюлей, они покинули «Желтого гусара» с его расторопным, но нацепившим на лицо маску вечного недовольства, шинкарем Вацлавом, запойным шпильманом Кжесиславом Штрыкалом, с трудом попадающим по струнам лютни, отменным столом, но запредельными ценами и перебрались в «Ухналь и подкову», который стоял через два квартала и по богатству не мог соперничать с излюбленным пристанищем выговских военных, однако радовал невысокой (по выговским, понятное дело,
