— даже кости захрустели, — но повода из рук не выпустил. Конь прокатился кубарем пару саженей, вскочил и запрыгал на трех ногах, поджимая бессильно повисшую правую переднюю.
— Сломал, лопни мои глаза! — воскликнул пан Юржик, суматошно отряхивая здоровой рукой снег с кожушка. Наклонился, осматривая поврежденную ногу скакуна.
Жеребец прижимал уши, косил глазом и уже не ржал, стонал от боли. Беглый осмотр показал — дело обошлось без перелома, но — хрен редьки не слаще — связки на путовом суставе скорее всего порваны. Ну, если не порваны, то сильнейшее растяжение, отчего радости тоже немного. В любом случае из спутника и помощника темно-рыжий превратился в обузу.
Пан Бутля снял седло, оставив на разгоряченной спине толстый вальтрап — оно понятно, в лесу все равно потеряет, но хоть остынет конь после скачки, не застудит в добавок еще и легкие, — повесил уздечку на ближайший куст. Шлепнул по лоснящемуся крупу. Жеребец неловко заскакал, тряся головой. Потом остановился, шумно выдохнул воздух.
— Ну, прости... — Шляхтич снял шапку, поклонился. — Разошлись наши дорожки. Может, и спасемся, но теперь, брат, каждый сам за себя.
Оставив охромевшего коня на тракте, пан Юржик сошел в лес и пошел вдоль обочины так, чтобы видеть и слышать все происходящее на дороге, но самому оставаться незамеченным.
Присев на пенек, он перевязал руку разорванной нижней рубахой. Перебинтовал туго, поскольку кровь продолжала сочиться, унося с собой последние силы.
Смерклось.
Пан Юржик шагал и шагал. Из всех чувств осталась только ненависть. Он ненавидел грозинчан, а в особенности князя Зьмитрока и пана Переступу, ненавидел короля Юстына, ни к селу ни к городу затеявшего посольство в Малые Прилужаны, ненавидел встреченных на дороге шляхтичей, обезножевшего коня, зимний лес, кусты и деревья, цепляющиеся ветвями за одежду, снег, мешающий идти, проклинал себя за невезучесть и нерасторопность... Но шел. А так хотелось усесться в сугроб, вытянуть ноги, прислонившись спиной к шершавому стволу граба или гладкой коре бука, закрыть глаза и провалиться в сон. Дать отдохнуть усталому телу, а там хоть трава не расти.
От безысходности пан Бутля считал шаги. Сто, пятьсот, тысяча... После тысячи начинал счет сначала — не хотел сбиться.
Две тысячи шагов должны были складываться в версту.
Сколько их уже осталось за спиной?
Может быть, он идет не в ту сторону?
Малые Прилужаны издавна славятся дремучими лесами. Тут можно шагать и шагать, не надеясь встретить жилье...
Успокаивала близость тракта. Ведь когда-нибудь он должен привести, если не к городу или застянку, то хоть к шинку?
Еще тысяча шагов. Затем еще одна.
Не передохнуть ли?
Пан Юржик вздохнул. Его родной Семецк стоит в долине Луги, там, где Прилужаны граничат с Зейцльбергом. Куда местным лесам до тамошних! Да и морозы не сравнятся. И потому пан Бутля знал, что заснуть в зимнем лесу — надежный путь на тот свет. Пожалуй, надежнее только прыгнуть в омут с жерновом на шее. И поэтому он отдохнул стоя, уперев лоб с холодный ствол дерева.
Снова в путь. Ноги отяжелели, словно к ним привязали те самые слитки свинца, которые Богумил Годзелка и Зджислав Куфар подсунули отряду пана Войцека вместо золота и серебра.
Тысяча шагов.
Отдых.
Пятьсот шагов.
Отдых.
Остановки становились все дольше, а переходы все короче.
Не спать...
Шаг, другой.
Правая нога, левая.
Поднять, опустить...
Снег проваливается под сапогом, с хрустом лопается корочка намерзшего за позавчерашнюю оттепель наста, а после рыхлый снег глушит любой звук.
Новая остановка.
Говорят, смертельно измученный человек способен уснуть стоя. Раньше пан Бутля думал, что это придумали для красного словца. Но, вздрогнув и вывалившись из сна, понял — нет, правду болтали.
Хорошо, что проснулся, а не сполз к корням бука, медленно замерзая.
Что-то разбудило его. Какое-то смутно чувство опасности.
Что же?
Ах, да!
Запах. Вернее, вонь.
Как будто псина, но вместе с тем и нет. Есть неуловимое отличие. Вот точно так же несет от шерсти лешачонка, прикормленного паном Войцеком. От Плешки.
— Плешка? — с трудом ворочая языком выговорил пан Юржик.
— Гу! — ответил хриплый басистый голос. Будто бочка загудела.
Пан Бутля скосил глаза. В двух шагах от него возвышался огромный лешак. Куда там Лексе! Лесной хозяин на голову превосходил ростом самого высокого человека. Длинная бурая шерсть спадала волнами с рук, груди и живота. На макушке топорщился гребень жестких волос. Из широких вывернутых ноздрей валил пар.
— Ну, и чего тебе? — с равнодушием, которого даже не ожидал от себя, пробормотал Юржик.
— Гу! Гу-у-у...
— Говорун...
— Гу-у-у...
— Прости, если потревожил. Скоро уйду.
— Гу! — Красные глазки блеснули.
— Точно-точно. Обещаю.
Леший поднял ногу с огромной ступней — след, оставленный в снегу, походил больше всего на отпечаток корзины, — сделал шаг, другой. Остановился:
— Гу!
— Ты чего это? — Пан Юржик отлично помнил, что говорили старики и опытные охотники — встретив лесовика, нужно с ним говорить. Любит лесной бродяга звук человечьей речи, очень любит. Бывало, посидит у костра на корточках, «погукает» и уходит с добром. А вот того, кто за самострел или рогатину хватается, может и об колоду головой припечатать. Чтоб неповадно, значит, было.
— Гу! — Лешак сделал еще два шага, почти скрывшись за деревьями. Прогудел настойчиво. — Гу-у!!
— Вот напасть на мою голову. Будто мало всякого-разного...
Хозяин леса вернулся. Укоризненно, как показалось человеку, покачал головой. Снова «загукал». Шлепнул в нетерпении себя широченной ладонью по ляжке. Эхо от удара прокатилось чуть не по всему лесу.
— Гу-у-у... Гу!
Зверь (а может, и не зверь вовсе?) пошел по своим следам, оглядываясь и недовольно кривя волосатую рожу.
— С собой что ли зовешь? Ну, изволь...
Шляхтич, как ни было тяжело, оттолкнулся от бука и направился за лешим. Тот «загукал», заворочал довольно и пошел широким шагом, раскачиваясь при ходьбе, как сошедший на берег моряк.
Отстать и потеряться пан Юржик не боялся. Протоптанная великанскими ступнями стежка выделялась на снегу не хуже торной дороги. У него даже не возникало вопроса, куда ведет его лешак. Шагаю, и ладно. Хоть вонючий и лохматый, а все же спутник. В Малых Прилужанах, следует заметить, в отличие от Великих,
