празднично, как сегодня.
Заслышав его зов, девочки надели теплые пальто, шапки и побежали во двор.
Падал снег. Он забелил и серый асфальт дорожек и деревянный высокий забор. Беседка, которая, виднелась среди запушенных елок, стала похожа на огромную сахарную голову.
Шура Трушина, поминутно смахивая с себя снег, беспокойно спрашивала:
— Девочки, не забыли ли текст? У кого галстуки? Как бы их не помять!
Листок с текстом торжественного обещания и галстуки были уложены в маленький чемодан. Галя Платонова бережно держала его, боясь встряхнуть.
Валя Малыгина скомандовала:
— На правом фланге — подравняйсь!
Женя с тревогой посмотрела на ворота. Где же Маринка? Неужели она не нашла записку? А может, ее мама не отпустила? И Вити почему-то нет!
— Женя, где же твои гости? — спросила вожатая. — Пусть не обижаются, мы ждать не можем!
Женя снова оглянулась. «Маринка опоздает, никого не застанет и, конечно, обидится», — подумала она.
Но ждать было никак нельзя. В два часа в Музее Революции, в зале подарков товарищу Сталину, Женю вместе с третьеклассницами будут принимать в пионеры. Торжественное обещание им прочтет Иван Васильевич Вершинин.
Дядя Ваня прилетел в Москву накануне вечером и сразу же отправился к своим подшефным. Шура обрадовалась:
— Наконец-то вы приехали, Иван Васильевич! А я боялась — вдруг вы не сможете…
Шура давно написала в полк о том, что девочек будут принимать в пионеры. «Хорошо бы, — писала она, — если бы на этот сбор приехал кто-нибудь из наших военных шефов».
Иван Васильевич тогда же ей ответил, что кто-нибудь непременно приедет, и посоветовал устроить сбор в торжественной обстановке, в зале подарков товарищу Сталину. Ведь этот день должен запомниться девочкам на всю жизнь: «Ты, как начальник штаба, должна понимать, что значит для девочки стать пионеркой. Ты вот спрашивала, каким должен быть настоящий начальник штаба. Запомни: он должен быть всегда чутким, твердым и, говоря по-взрослому, принципиальным».
Дядя Ваня, оказывается, уже знал все и про всех.
— Это ты у нас партизанка? — Он протянул Жене руку. — Мне про тебя девочки писали. И про твоего приятеля, и как он «кепочной сигнализацией» занимается!
Все, конечно, засмеялись.
Иван Васильевич провел весь вечер в детском доме, и было очень весело. А когда он уходил, Шура сказала:
— Смотрите завтра не опоздайте!
— Буду минута в минуту. Если только ничто не задержит. — И летчик вынул из полевой сумки потертую записную книжку и пометил большой черной ручкой: «14.00. Музей Революции».
Когда дядя Ваня ушел, Мария Михайловна сказала, чтобы Шура не очень-то надеялась. И если он не придет в музей, то и обижаться нечего:
— Он ведь приехал не только ради вас.
Шура промолчала. Она была совсем другого мнения. Раз дядя Ваня обещал, значит придет!
Женя тоже так думала. И вот уже скоро час, пора в музей! А Маринка и Витя пусть пеняют на себя!
— Валя, а мы их не будем ждать, — сказала Женя и даже повернулась спиной к воротам, — а то еще сами опоздаем. Стыдно, если дядя Ваня приедет раньше всех!
Вожатая еще раз оглядела колонну и уже хотела подать команду: «Шагом марш!», но тут Аля крикнула:
— Женя, смотри — там к тебе!
И все увидели девочку в очках, в коричневой меховой шубке, с толстой книгой подмышкой. Она в нерешительности остановилась посреди двора.
— Маринка! — закричала Женя. — Наконец-то! Мы тебя ждали, ждали… — Она подхватила Маринку под руку и повела к шеренге девочек. — Ты будешь в паре со мной.
В это время калитка приоткрылась. В ней показался какой-то плоский пакет, завернутый в газету. Пакет покачался в воздухе. Потом он точно раздумал заходить и медленно поплыл назад.
Калитка скрипнула и закрылась.
— Это Витька опять что-то придумал! — засмеялась Женя и побежала к нему навстречу.
Витя стоял возле калитки с пакетом в руках, багровый от смущения. Он увидел Женю, обрадовался и стал совать ей пакет. Пакет был теплый.
— Это бабушка. Никак без него не отпускала. «Раз, — говорит, — в пионеры принимают, надо ей именинный пирог». Уж я целый час в передней сидел. «Не понесу, — говорю, — и все». А бабушка положила пирог рядом на стул и говорит: «Неволить не стану, не хочешь — не неси, а только без пирога я тебя не пущу, и все!» Вот и пришлось!
Девочки забеспокоились: куда девалась Женя, почему она так долго не возвращается? Майя, Аля, Кира тоже выскочили за ворота:
— Витя!
— Витя, здравствуй! Чего ты не идешь? Мы опоздаем!
И потащили Витю во двор.
— Девочки, что вы! Пустите! Я сам!
Валя увидела Витю и засмеялась:
— Вот он, наш герой!
Первоклассницы понесли пирог в столовую, осторожно придерживая его за края.
— Не помни?те! — кричала им вслед Нина. — Это пионерский!
Она чувствовала себя без пяти минут пионеркой. Во-первых, потому, что теперь Женя будет пионеркой. А во-вторых, потому, что из всех младших в музей взяли ее одну — в награду за примерное поведение. Женя очень просила, и Мария Михайловна позволила.
Наконец колонна тронулась. Витя шел в паре с Ниной, впереди Жени и Маринки.
Решили ехать не автобусом и не троллейбусом, а непременно в метро. Маринку и Нину Женя усадила рядом — пора их помирить!
Нина расстегнула пальто, сняла варежки, поправила свою яркокрасную шапочку и с важным видом отвернулась, как будто приход этой воображалы ее не касается.
Маринка положила книгу на диван и смущенно молчала.
Поезд мчался, чуть постукивая. В открытые окна врывался свежий ветерок, словно это было и не под землей.
— Женя, ты ведь на фронте в школу готовилась, я знаю. В Доме пионеров нам сам Степан Николаевич говорил: «У пятиклассницы Жени Максимовой железная воля!» — И Маринка с восхищением посмотрела на Женю.
— Угу…
Женя не слушала. Она думала о другом — о том, что вот сегодня наконец-то она станет пионеркой!
Когда дядя Саша привез ее в Москву, он сказал: «Будешь хорошо учиться и примерно себя вести — примут тебя в пионеры. Помни, Катюша: пионеры, как и комсомольцы, — верные помощники нашей партии…»
И вот сегодня…
И как это Шура здорово придумала, что торжественное обещание прочтет не кто-нибудь, а Иван Васильевич! Ведь он военный, как дядя Саша…
Видя, что Женя задумалась, Маринка заговорила с девочками. Кто-то ее спросил, что у нее за книга, и она стала рассказывать про знаменитого русского путешественника Пржевальского. Он был в Азии, в Тибете. Он поднимался на горы, выше облаков. До него туда еще ни один человек не ступал. А Пржевальский ничего не боялся, потому что он был бесстрашный.