косами — Майя, за ней краснощекая украинка в венке, с лентами и бусами — Лида, стройный джигит с кинжалом за поясом — Аля, белорусские и таджикские девушки, грузинки в белом наряде. А за ними выскочила худенькая белокурая женщина в темном платье.
— Девочки, да куда же вы! Вернитесь! — Она в отчаянии протягивала к ним руки. — Так нельзя! Не полагается!
Это была балерина, руководившая кружком танцев. За всю свою жизнь она еще не видывала, чтобы артисты перед самым концертом, в костюмах и гриме, прыгали со сцены прямо в зал.
Но девочки никого не слушали: как усидишь за кулисами, когда уже весь дом знает, что нашлась Женина сестра!
Худенькая женщина наконец поняла, что случилось. Она часто заморгала светлыми ресницами, засмеялась и опять заморгала:
— Такое счастье, подумайте… такое счастье…
И все заплясали прямо в зале. Оркестр играл без передышки то русскую, то лявониху, то гопак. Все танцевали вместе — и русские, и литовские, и казахские девушки, грузинки и украинки. А вот в кругу вихрем носится юный джигит. Он то притопнет ногой, то взмахнет кинжалом, то задорно крикнет: «Асса!».
Весь зал оглушительно хлопает в ладоши: «Асса!.. Асса!.. Асса!..»
Витя подбегал то к Шуре, то к Лиде и повторял:
— Видишь, как здорово получилось!.. А что я говорил? Что она не узнает! Так и есть!
Кругом продолжали веселиться. И только в живом уголке на маленькой табуретке одиноко сидела Нина. Наверху слышался топот ног, музыка не умолкала, всем было радостно. А Нина стояла над засыпавшей черепахой и силилась не заплакать. Но редкие, непослушные слезы все-таки капали из ее глаз на твердый тисненый панцырь черепахи, которая высовывала голову, точно недоумевая, о чем Нина плачет.
Глава двадцатая. «Вы — моя семья»
Женя держала сестру у себя на коленях и никуда не отпускала, словно боясь, что она опять куда- нибудь исчезнет.
— Знаешь, как я тебя в лесу несла? Вот так! — И Женя стиснула и крепко прижала ее к себе. — Я все спотыкалась. Снег глубокий, а платье у меня до пят…
— А я помню. Только я думала, будто это все во сне. И будто ты совсем большая! Будто ты вовсе не ты, а тетенька!
Женя тихонько засмеялась:
— А ребята меня так и называли: «тетенька». Я тогда все в мамином платье ходила.
Из зала доносились звуки задорного, быстрого «Московского вальса».
— Женечка, ты ведь теперь будешь жить с нами, правда? — спросила Надежда Антоновна. — Ты же любишь Маринку? — И вдруг она улыбнулась своим мыслям. — А мы-то думали, что Маринкина сестра совсем другая девочка — маленькая, черненькая… Маринка все о ней вспоминала.
Женя задумалась. Что за черненькая девочка?
— А, знаю! Черненькая! — закричала она вдруг. — Это же соседкина дочка! Она еще нам свой автомобиль играть не давала… Маринка, помнишь?
По привычке, Женя все еще называла сестру не Зиной, а Маринкой.
— Помню, конечно помню, — говорила Зина, проводя рукой над очками. Перед ней, как из тумана, выплывали далекие картины родного дома.
Антонина Степановна сидела на диване вместе с Марией Михайловной, Журавлевой и капитаном и все посматривала на сестер. «Что ни говори, а похожи… А что раньше Зина была беленькая, так и у Витюшки волосы когда-то были точно лен… И подумать только: мы искали Зину, а Зина, выходит, искала Женю! Как это говорит Журавлева — встречный розыск!»
Бабушка взяла у Журавлевой портрет тети Паши.
— Так Зина, говорите, сразу ее узнала? — Антонина Степановна всматривалась в лицо Васильевны. — Вот оно что получается: Марусечка Волховская. Партизаны в спешке записали: «Маша Волкова». А на самом деле она Зинаида Максимова. И пожалуйста, сидит тут рядом, в очках!.. — Старушка улыбнулась — очкастая девочка ей понравилась. — И все-таки я в толк не возьму, — Антонина Степановна вернула карточку Журавлевой, — почему тетя Паша — и вдруг Васильевна? Как вы догадались?
Журавлева объяснила. Мужа тети Паши звали Василий. А в Белоруссии есть такой обычай: раз муж Василий, жену называют Васильевна.
И вдруг Женя спохватилась:
— А Нина где? Маринка, я сейчас! — и выбежала в коридор.
Навстречу ей шла заплаканная Нина. Женя схватила ее за руку и потащила за собой.
А Надежда Антоновна решила, что пора ускорить самое важное, зачем откладывать! Ведь и она и Маринка так ждали этого дня. И как только Женя вернулась, Кольцова подозвала ее, притянула к себе:
— Вот, Женечка, давай думать, когда ты к нам… Скоро каникулы. Я возьму отпуск. Будем вместе, всей семьей ходить в кино, в театр, в музеи. Отправимся на лыжах в лес…
Зина обхватила Женю за шею, закричала:
— Приходи сегодня к нам! Насовсем приходи!
— А я… я к вам не могу… У меня ведь здесь тоже сестра — Нина… И вот Лида с Шурой, и девочки… Нет, не могу я! И потом, дядя Саша… Вот когда он приедет…
Надежда Антоновна крепче сжала спинку стула. Что ж это такое? Родная сестра отказывается от Маринки! Да не может этого быть!
В это время в кабинет вошла Тамара Петровна.
— Женя, иди в зал, принимай гостя! — громко сказала она.
Женя побежала в зал. Зина с Ниной, взявшись за руки, — за ней.
На пороге стоял невысокий худощавый майор, поправляя на плече портупею.
— Кто это? — шопотом спрашивали друг у друга девочки. — Кто?
Женя обернулась и ахнула. Там, в дверях, стоял загоревший, изменившийся, не похожий на себя и все же такой родной, такой близкий, такой свой дядя Саша!
Нередко случается, что человек, которого долго ждут, в конце концов приезжает неожиданно. Так вышло и с дядей Сашей. Его ждали в Октябрьские дни. Женя уже связала ему в подарок серый шарф с пестрой каймой и пушистые серые перчатки. Но он не приехал. А потом пришло письмо, в котором он сообщал, что отпуск его откладывается, но если удастся, он приедет в Москву 2 декабря. Но и 2 декабря он не приехал.
И сегодня Женя его не ждала. Он долго звонил у входа. В доме было столько шума, веселья, волнений, переживаний, что только два человека услышали эти звонки — Тамара Петровна и Шура, которая сегодня поспевала везде.
— Иди в зал, Шура, у тебя и без того хлопот много, — сказала Тамара Петровна и сама пошла встречать запоздалого гостя.
— Александр Матвеевич? — с удивлением проговорила она, открывая дверь настежь. — А мы вас и ждать перестали!
Майор снимал с шинели и надевал на гимнастерку портупею, расчесывал свои густые курчавые волосы, а Тамара Петровна рассказывала ему о Жене и ее сестре, которая наконец нашлась.
Дяде Саше, конечно, хотелось поскорее увидеть свою Женю.
— Пойдемте же к ней, где она? Здорова ли?
— Да-да, не сомневайтесь! — Тамара Петровна улыбнулась. — Она с Зиной. Пойдемте!
И не успел майор войти в зал, как Женя, счастливая, с сияющими, мокрыми глазами, налетела на него, обняла и стала целовать, приговаривая:
— Приехал! Приехал!
Она прижималась разгоряченным лицом к его холодной щеке, висла на его шее и прыгала, как коза. Майор тоже обнимал и целовал Женю и не мог на нее наглядеться. Да неужели это его сердитая Катюша,
