меня в боевой стойке.
Одно дело – нападать с ножом на врага исподтишка, и совсем другое – биться с ним на тех же условиях в открытом бою. Усиленная панцирными пластинами безрукавка имела большое преимущество по отношению к моему, абсолютно голому торсу. Попасть в ловко двигающегося Шамана, легко управляющегося двумя ножами, было крайне сложно. Бой с ножом – это не фехтование на саблях. Работа ножом несет в себе задачу не дать врагу возможности что-либо сделать. Только начавшись, бой практически тут же заканчивается, так как на большее просто нет времени. Все решает случай или судьба.
Шаман метнулся в мою сторону одним коротким броском. Послышался свист разрезающего воздух лезвия. Я увернулся от одного ножа, но второй, высекая искры, встретился с титановым предплечьем. Полоснул острым клинком кочевника по руке и тут же отскочил в сторону. Боль обожгла сбоку. Все-таки Шаман успел зацепить меня. Однако и с его руки упало несколько капель крови. Кочевник оскалился, заметно прижимая запястье к телу. Еще один выпад, теперь с моей стороны. Защита у Шамана отработана на славу – он легко увел мой клинок в сторону и коротко ударил сбоку. Снова спасла визжащая сервоприводами рука. Правда, тонкое лезвие из плавника катрана попало аккурат между локтевой и лучевой костью механического предплечья, чем я непременно воспользовался, выкручивая кисть и уводя ее в бок. Шаман не растерялся и жестко ударил лбом в переносицу. Перед глазами вспыхнули искры, я отшатнулся, но тут же принял стойку, стараясь следить за противником. У меня едва хватило сил отразить следующий выпад Шамана. Увернувшись от направленного в горло клинка кочевника, я полосонул его по левому бедру, он в отместку оставил порез на моем правом плече.
Шум вокруг притих, стал едва уловимым. Мир сузился до маленького пятачка, в котором есть только я и Шаман. Все остальное пока не в счет. Взгляд старался не упустить движения врага, даже самые неуловимые, чтобы пресечь их в зачатке. Слух навострился на шаги кочевника. Он медлил, старался вывести меня из себя, ждал, когда я допущу ошибку, оступлюсь.
Раздались выстрелы, которые вернули меня в реальность. Пули вмиг превратили пульт управления в решето. Внутри ящика заискрилось, пыхнуло и пустило дым.
– Стоять на месте! Никому не двигаться! – Какой-то мальчишеский голос заставил нас прекратить схватку.
Мы обернулись на кричавшего. За время нашей короткой схватки, я не заметил, как отряд вооружённых бойцов зачистил весь сектор. Их было около дюжины. Все рослые, широкоплечие, в камуфляже и с какими-то странными автоматами. Некоторые бойцы еще прохаживались между распластавшимися в нелепых позах безумцев, добивая уцелевших короткими очередями.
Интересно, кто были эти воины? Ни к одному из известных кланов они не принадлежали. Да и экипировка, имеющаяся при них, не походила ни на одну из имеющихся в Пустоши. Разве что сендеры, да и те уж больно какие-то навороченные.
– Убью! – Проревел Шаман, кидаясь на невысокого бойца в шлеме. Это он приказал нам не двигаться.
Боец, долго не думая, вскинул автомат и дал короткую очередь по ногам кочевника. Пули разнесли колено и прошили насквозь бедро. Шаман заорал и рухнул, вопя и катаясь по полу. Из разорванных ран хлынула кровь. Пол под ним вмиг стал черным. Шаман перевернулся на живот и, упираясь острыми клинками ножей, принялся ползти. За ним потянулась кровавая полоса. Боец размеренными шагами догнал кочевника. Тяжелый носок сапога, покрытый металлической пластинкой, врезался в бок кочевника, того сложило пополам. Он зарычал не хуже обезумевшего и, неуклюже развернувшись, попытался вонзить нож в голенище бойцовского сапога. Удар. Нож отлетел в сторону, со звоном брякнувшись о пол. Второй удар. На лице кочевника распустился кровавый бутон.
– Зара! – Послышался знакомый голос. – Оставь его. Нам надо найти антидот, а иначе все наши потуги будут напрасны!
Голос был определено знаком. Я готов поклясться, что слышал его! Только вот где?
Невысокий боец, что мгновение назад разобрался с Шаманом, повернулся в мою сторону и не спеша стянул шлем. На его плечи, покрытые пластиковыми наплечниками, упали локоны черных, почти смоляных волос. Шлем полез выше, и вскоре моему взору предстало миленькое смуглое личико с огромными карими глазами. Девушка мило улыбнулась. Я растеряно посмотрел на нее. Теперь стало понятно, кто это! Эта та самая девица из табора старика Годявира! А голос принадлежал барону-аналитику!
– Вайда! Позволь мне лишить этого шакала жизни. Он ее не достоин. – Улыбки и след простыл. В глазах Зары запылали огоньки ненависти и гнева. Но при этом всем, злилась она уж очень мило. А я-то думал, что она хрупкая девица.
Уголки губ поползли вверх, растягивая мои губы в подобие улыбки. Скорее всего, я выглядел полным кретином. Но продолжал скалиться в жалкой гримасе. Потом меня осенило:
– Гожо, он под платформой. Ему нужна помощь!
От отряда отделились две фигуры, быстро направились к деревянной платформе, обойдя ее, принялись вытаскивать цыгана.
– Парни, сделайте все, чтобы здоровяк остался жить! – Уже по-старчески, словно убаюкивая, сказал Годявир, стягивая с себя шлем. – Ну, здравствуй, Тулл! Не ожидал увидеть?
Глава 27. Гипноз и внушение
В коридоре до одури пахло гнилью и тленом расстрелянных, разбросанных взрывами, посеченных осколками, передавленных и разорванных тел. Стены, пол и даже потолок были покрыты черными разводами и бесконечными пятнами. Мы ступали по внутренностям, которые противно чавкали под подошвами. Картина была неприятной. Особенно ужасало осознание того, что те, кто сегодня сложил здесь свои головы, не были виноваты в том, что стали оружием в руках сумасшедшего, заигравшегося в божество садиста.
Жажда власти – очень коварная штука. Тем более, что власть имеет двоякое понятие. Она дарует тебе своду, возвышает на пьедестал, водружает на голову венок из оливковых ветвей. Но при этом прячет за своим надменным смехом оскал желтых клыков. Она ведет тебя, и ты не понимаешь, что в один прекрасный момент переступаешь за грань, за точку не возврата. Взваливает на тебя непомерную ношу, которая в результате погребает тебя под многотонной плитой. И ей это известно. Она потирает руки, когда ты сломаешься, спечешься, потом находит себе новую игрушку и вдоволь забавляется ей. И таких множество – жаждущих стать у власти, руководить и вершить судьбы.
Перед глазами предстал обезумевший взгляд Шамана. Он не мог осознать, что весь его план рухнул, а вместо возвышения и причисления к ликам святых, он получил никчемное, необратимое падение.
Бойцы Годявира, под зычные команды Зары, перешли к пытке. Шаман словно побывал в мясорубке. Бойцы с лихвой оторвались, забивая его прикладами. Тело превратилось в тряпичную куклу. Его долго пытали, но он так и не проронил ни слова. Кто-то из команды барона нашел блестящий кейс – задача была выполнена! А молчаливый Шаман был брошен в подземелье на верную смерть. Он согласился принять ее такой, какая она есть – мучительная и страшная. Он знал, что это его участь.
Всю дорогу с лица Годявира не сходила нескрываемая радость. Ведь он нес кейс, в котором хранился антидот.
Бойцы, шедшие перед нами, несли на куске брезента Гожо. Рука с продетым крюком между локтевой и лучевой костью предплечья свисла, едва касаясь пола. Рана почти не кровоточила – помогла змеиная мазь. Ему вкололи какие-то препараты, и здоровяк мирно уснул. Страдания от мучительной боли на время прекратились. Слава Создателю, что он жив. Правда, как выразился один из бойцов:
– Шансов у парня немного. Я вообще удивлен, как он еще дышит. Нужна срочная госпитализация и оказание самой квалифицированной медицинской помощи.
А вот Циркону не повезло – проклятая кислота убила его.
В подземелье я несколько раз пытался расспросить Годявира о Кэт. Он отмахивался, мол, позже. Меня колотило от злости, но старец молчал и делал озабоченный вид. Потом, когда заветный кейс был в его руках, я снова хотел задать ему мучающий меня вопрос. Он ворочался на языке, как заноза, и метался под черепной коробкой.
За нами парочка рослых бойцов в тяжелой броне несли бездыханное тело Циркона. Ребята своих не бросают. И это радует.
