случаях, когда он исходит из расового антагонизма, базируется на каких-то «логических» данных. Этому вопросу посвящена целая литература, с которой я знаком весьма мало. Но я и не обязан с ней знакомиться, ибо меня вызвали на диспут, очевидно, не для изложения литературы, которую каждый желающий может прочесть, а для выслушивания моих собственных по сему поводу соображений.
С. Литовцев так и писал: пусть кто-нибудь имеет мужество объявить себя антисемитом и объяснить: «мне не нравится в евреях то-то и то-то».
Я это и делаю. Но расовый антисемитизм я описывал, так сказать, в качестве стороннего зрителя, ибо у меня нет в этом отношении особо острых ощущений. В качестве же «антисемита политического» я могу внести свою личную ноту, ибо мой антисемитизм именно такого, политического свойства.
Однако, здесь мне приходится несколько видоизменить формулу, изобретенную С. Литовцевым. Тут не к месту говорить о том, «что мне в евреях не нравится» и вообще, нравятся ли они мне или нет; тут к месту будет объяснить, почему я полагаю, что с евреями необходимо политически бороться.
Итак, я полагаю нужным бороться с евреями. Но я намеренно очень суживаю и ограничиваю плацдарм этой борьбы. Я не имею права сказать (ибо я не настолько знаю историю), что с евреями нужно было бороться от сотворения мира, всегда и всюду. Может быть, когда-нибудь, если верить в переселение душ, мое «я» в каком-нибудь Египте или в еще более древней стране, было филосемитическим. Точно так же я не могу утверждать, что во всех своих «будущих существованиях» я буду бороться с евреями; весьма возможно, что когда-нибудь мне покажется все сие ненужным, этот этап пройденным и ликвидированным.
Сейчас я хочу говорить о России и о XX веке. Разумеется, русское еврейство связано с мировым еврейством, и поскольку эта связь действительна, надо бы говорить и о мировом еврействе. Но душа у меня к этому пока что не лежит. И потому я буду, всячески избегая расширительных толкований, держаться русской почвы.
Русский политический антисемитизм самой природой вещей разделен на две породы: на антисемитов дореволюционных и антисемитов послереволюционных.
Последних гораздо больше. Начав формироваться сейчас же после февральских событий 1917 года, они стали увеличиваться в числе с каждым новым «райским» нововведением, которое революция преподносила русскому обывателю. Этот последний стал замечать, что в постановке сих волшебных картин участвовали в «неподобающем проценте» еврейские режиссеры. За последние же годы антисемиты в Советской России растут, как грибы. И это обстоятельство ведь и было причиной, почему был созван диспут, состоявшийся 27 мая 1928 года, диспут в свою очередь вызвавший сию книгу.
Достойно примечания, что в настоящее время наличие грозного антисемитизма в Советской России уже и не пытаются отрицать. Некоторые прозрели его давно, как например Ек. Кускова.[1]
Но не все увидели истину одновременно. В 1927 году появилась моя книга «Три столицы». В этой книге я описал свое тайное путешествие в Советскую Россию. Как впоследствии оказалось, меня «возили», охраняли и вывезли обратно за границу агенты ГПУ, были ли они чекисты «взаправдашние» или чекисты поневоле, в данном случае несущественно… Мне мой «просак» стал известен через два-три месяца после выхода книги, широкой публике много позже — после разоблачений, появившихся в журнале «Иллюстрированная Россия» за подписью Бурцева. Естественно, что выступление Бурцева произвело великую сенсацию. Но, к удивлению моему, в рассуждениях печати, оживленно комментировавшей так и этак происшедшее, не было того, чего я ждал.
Дело в том, что в книге «Три столицы», в числе прочих наблюдений, высказана твердая уверенность в том, что жесточайший антисемитизм широко захватывает Россию, и что поэтому евреям, там проживающим, при ликвидации советского режима грозит серьезнейшая опасность. Не отличаясь кровожадностью, я высказал одну мысль, изложенную в воображаемом диалоге с неким собирательным Липеровичем, который играет у меня ту же роль, что Танкелевич у Ек. Кусковой.
Я убеждал Липеровича, что было бы
По поводу таких моих наблюдений и мыслей, в еврейском лагере, а также в русских группах, к евреям примыкающих, разразилась буря негодования. Поэтому естественно было ожидать, когда оказалось, что мое путешествие совершилось под покровительством чекистов, града молниеносных статей на тему: «так как Шульгин ездил в сопровождении агентов Чека, втиравших ему в глаза то, что им нравилось, то они по какой-то причине сочли нужным внушить ему и призрак антисемитизма».
Но таких статей не последовало. Почему? Потому что была сделана проверка, как моих, так и сотен других однородных заявлений. И оказалось: несмотря на то, что Шульгин путешествовал в обществе чекистов, его наблюдения насчет антисемитизма в Советской России правильны. Антисемитизм есть и растет с каждым днем.
И вот в газетах, только что изливших на меня потоки желчи (Гессен) или боли (Пасманик), появилась рубрика: «Антисемитизм в Советской России». И изо дня в день газеты стали рассказывать читателям о все усиливающихся проявлениях этого антисемитизма. При этом газеты черпали свои сведения как из советской печати, так и из неоднократных заявлений «ответственных» советских сановников.
По этой-то причине я и получил приглашение прибыть на диспут «об антисемитизме в Советской России» и выступить «по вопросу, вам так хорошо знакомому».
Вот я и выступаю. Правда, не на диспуте, а при посредстве настоящей книги, ибо я считаю, что еврейский вопрос в данное время плохая тема для митингового обсуждения. Но я должен сказать, что вопрос этот вовсе мне не «так хорошо знаком». У меня осталось общее ощущение, которое не может не броситься в глаза каждому, кто при каких бы то ни было условиях пробудет некоторое время в Советской России. Однако, мои сведения весьма недостаточны. Они показались заслуживающими внимания только при свете статей Гессена и Пасманика, знающих еще меньше.
Итак, поговорим сначала об антисемитизме в Советской России.
Прежде всего отметим еще раз: эпоха беспардонного отрицания антисемитизма; эпоха, когда считалось, что антисемитизм есть казенная выдумка, насаждаемая «Императорским правительством»; эпоха, когда полагалось быть твердо убежденным, что антисемитизмом заражены лишь «подонки общества»; эпоха, когда верилось, что публицисты, которые пишут статьи против евреев, пишут их «за деньги», получаемые от министерства внутренних дел, или же они — маньяки, одержимые некими навязчивыми идеями, или люди-звери, некие Ландрю в политике; другими словами, эпоха, характерная для дореволюционного времени, кончилась.
Антисемитизм есть. Антисемитизм растет. Он захватывает широкие круги русского народа. Он захватывает людей всяких политических направлений: реакционеров, либералов, социалистов, коммунистов. Наличие сильнейшего антисемитизма отрицать больше нельзя.
Если это так, то естествен вопрос. По какой причине он появился там, где его раньше не было?
Надо сказать, что в отношении антисемитизма дореволюционная Россия представляла из себя очень поучительную картину.
Географически антисемитизм совпадал с так называемой «чертой оседлости». Другими словами, антисемитизм был там, где евреев было много. Где население их хорошо знало, постоянно с ними сталкиваясь. И так как черта оседлости проходила по территории главным образом малорусского населения, то этнографически русский антисемитизм был присущ малороссиянам и более правильно должен был бы называться не просто русским, а малороссийским.
В России северной и восточной, где евреев было мало и где их совершенно не знали, антисемитизма почти не было.
Это касается как толщи населения, так и верхов. В губерниях малороссийских и некоторых других западных (белорусских и польских) вовсе не только низы были антисемитичны. Нет, люди грамотные, люди интеллигентные, люди глубоко культурные находились во власти этих же настроений. Правда, рядом с этим историческим малороссийским течением начинала формироваться и по-новому мыслящая филосемитская русская интеллигенция. Но она или находилась в той или иной зависимости от евреев; или же в
