почти наверняка погибну, — частности, не имеющие большого значения.
— Не совсем верно, — сообщил Додик. — Тут сыграло роль и то, что ты очень необычный мнемозавр. Ты слишком… умный, что ли? Да, ты слишком умный. Ты отошел от природы в сторону разума. А это значит, что тебе будет легче преодолеть поставленные ею барьеры.
Вот тут я удивился.
— Устроители боев и в самом деле верят, что природу можно обвести вокруг пальца?
— Нам, людям, подобное удавалось, и не раз. Если ты знаешь нашу историю, то можешь найти в ней множество этому подтверждений.
— И каждый раз вы за это самым жесточайшим образом платили, — буркнул я. — Так что победы походили скорее на поражения.
— Возможно, — промолвил Додик. — Но это нас не остановило, и мы все-таки вышли в космос, мы стали космической расой.
— Которой трудно общаться с другими расами, прошедшими не такой путь.
— Это наши проблемы.
Тут он был прав. Это их проблемы. Мне до них сейчас дела нет. Мне бы со своими расплюхаться.
Кстати…
Мне в голову пришла весьма любопытная мысль. Если они действительно верят, что наложенные природой табу можно преодолеть…
— То есть этот бой не единственный, — сказал я. — Барьер должен быть сломан? Вас, похоже, ничему, совсем ничему все ваши прошлые схватки с природой не научили. Более того, теперь от результатов этого боя зависит, родится ли новый раздел боев, сулящий прекрасные дивиденды. Бои между самками и самцами. Ты в это веришь?
— Я — нет, — ответил Додик. — Именно поэтому я так с тобой и откровенен. Я думаю, она просто убьет тебя и никто о нашем разговоре не узнает. Но некто, повыше меня рангом… у него другое мнение на этот счет.
— Вот как? — сказал я.
— Да, он считает, что ты сумеешь переломить природу, и поэтому мне велено было передать тебе некое особое предложение. Я должен был сделать его минут за пять до боя.
— Как раз столько и осталось, — сообщил я.
— Поэтому и передаю.
— Жду.
— Если ты выживешь, то получишь свободу. И это немало, поскольку критане нам не указ, а на основе подписанных ими договоров мы могли бы удерживать тебя в своей собственности вечно.
— А если?…
— Если ты ее убьешь, то получишь к свободе еще такое количество денег, что его хватит на безбедное существование до конца жизни на собственном астероиде, конечно, если пожелаешь именно так распорядиться полученными деньгами. В общем, их будет очень много.
— Вот как, — пробормотал я.
— Да, именно. Но только мне кажется, убить ее ты не сможешь. Вот она безжалостно отправить тебя в морг может запросто. И это будет правильно.
— Мне кажется, ты ошибаешься, — сказал я. — Потеряешь должность тренера — иди куда угодно, только не в предсказатели.
Сказано это мной было весьма уверенно.
Вот еще бы только мне эту уверенность чувствовать. Расчеты расчетами, а арена ареной. На ней возможен любой сюрприз, пусть даже и самый необычный.
Клянусь, я его ненавидела!
Шагая на арену, по коридорам, мимо шеренг вопящих от энтузиазма фанатов, мимо работников амфитеатра, бросивших свои дела ради того, чтобы на меня полюбоваться, мимо невозмутимых и бдительных охранников, я его ненавидела так люто, как никого в жизни. Я мысленно представляла, как раздираю его на части, как во все стороны летят ошметки его мыслеплоти, как я откручиваю ему голову, и чувствовала от этого жгучую радость. Но этого было все равно мало, этого было мало для того, чтобы превратить желания в действительность.
На что подлец и рассчитывал, когда открыл мне глаза на махинации с моим детенышем.
А может, я не хотела, чтобы мне их открывали? Может, мне было хорошо и так?
В любом случае он за свою подлость заплатит, если, конечно, придуманный Кристиной план не провалится. А он не должен провалиться.
Я свернула за угол и увидела большую группу пестро одетых болельщиков с Риты-7. Один из них крикнул на вселингве, что верит в мою победу, и тотчас все остальные стали скандировать приветствия. Делали они это с энтузиазмом, можно сказать, истово.
В ответ я открыла пасть — для того, чтобы продемонстрировать клыки, — и издала рык. Все как положено, согласно ритуалу.
Вот только если еще вчера я безоговорочно принимала подобное за чистую монету, то сейчас у меня возникли сомнения. А может быть, эти ярые болельщики на самом деле наняты устроителями игр, для того чтобы поддерживать во мне уверенность, для того чтобы я не оплошала в этой, такой важной драке?
Да нет, это уже слишком. Болельщики как болельщики. Мои, личные фэны. Никаких подстав. А он, этот мерзавец, заплатит и за это. Сполна.
Арена.
Она встретила меня ярчайшим светом, громкими криками и голосом комментатора. Все как всегда. И обычная, неистребимая, легкая нервная дрожь. Интересно, избавлюсь ли я от нее, когда буду выходить на свой сотый бой? Наверное, нет. И это будет правильно. Без нее удовольствие от схватки с опасным противником будет не таким полным. Ну а если схватке не отдаешься полностью, без остатка, лучше ее и не начинать. Она неизбежно будет проиграна.
Мой противник еще не появился. Что ж, удобный случай заработать дополнительные очки — продемонстрировать публике свое новое тело. Оно того стоит. Великое дело, когда на твоей стороне большая часть зрителей. Тогда и драться легче. Да и противник, зная, что за него меньшинство, дерется не в полную силу, заранее настраивается на поражение.
Все это мне объяснила Кристина. И ее наставления имели смысл. Как всегда. Так же, как и те, которые я получила сейчас. О том, как выиграть бой, о том, как убить этого хитреца, решившего лишить меня заслуженной, законной победы, пытающегося остановить меня на пути к моему блестящему будущему. Ну и пусть у меня сейчас нет детеныша. Он будет, куда же он денется? И для того, чтобы это случилось, я должна выиграть этот бой, выиграть его вчистую, убить наглеца.
Как именно?
Природа. Она мешает мне это сделать, но она же мне и поможет. Это опять придумала Кристина. Барьеру, который не дает мне его примерно наказать, можно противопоставить нечто более сильное. Что именно?
Заложенный той же природой и, конечно, более могучий инстинкт самосохранения.
Именно он поможет мне выиграть этот бой. Если, конечно, я буду достаточно хитрой и ловкой, если сумею его должным образом использовать.
А я сумею. И мне в том поможет ненависть, которую я испытываю к своему противнику.
Лютая ненависть.
Итак, это заговор. А мы с Дизи, значит, в нем фигуры, пешки, которыми при соответствующей ситуации можно, не задумываясь, пожертвовать. Точнее, нами уже пожертвовали, причем кем именно, мы должны решить сами.
Ну-ну, господа люди. Не слишком ли много вы на себя берете?
Впрочем, все это будет потом. А сейчас — бой, красивая схватка, поскольку зрители заплатили за право войти сюда деньги. Немалые, между прочим.
Зрелище.
