— С-спасибо, — выдавил он, бледнея. — Для меня, пожалуй, достаточно.
— И хорошо берет? — спросил Мустафа, продолжая хлебать.
— Когда как, — со знанием дела продолжал Микола. — По первому солнцу только успевай таскать. А второе взошло — и шабаш! На дно ложится.
— А где это два солнца? — Мустафа перестал есть и внимательно посмотрел на Миколу.
— Зараз сами побачите! — Тищенко спрятал ложку за голенище и вынул кисет. — Два солнца — то ще нэ диво! А вот як доберемось до Червонного Гиганту, тут у вас очи-то и повылазять! — он с удовольствием закурил.
— До какого еще Червонного Гиганту?! — возмутился Егор. — Никуда мы не доберемся! Нас на Земле ждут!
Он вдруг почувствовал на себе взгляд Кати. Девушка стояла возле люка, нервно теребя перекинутое через плечо полотенце. В глазах ее читалась тревога и затаенная боль. Она словно хотела и боялась сказать ему что-то.
— Нихто вас не ждэ! — отрезал Тищенко. — Яшка казав, що вы сюды тайком прибули и ни одна собака про то нэ видае! А потому вышла про вас резолюция: разом со станцией забрать у полнэ наше распорядженне!
— То есть как?! — Джеймс изумленно уставился на Тищенко.
— Чья это резолюция? — спросил майор Каримов.
— Известно чья, — разулыбался Тищенко. — Товарища Ленина!
— Звезды, называется… — Егор сердито отвернулся от иллюминатора и снова улегся на кипу шинелей, остро пахнущих суконно-валяльной химией.
Вот уже третьи сутки по часам Егора картина за иллюминатором напоминала штрих-код на банке кофе — черные и белые полосы, слегка окрашенные допплеровским эффектом. Других признаков полета, вроде вибрации или шума двигателей, не наблюдалось.
— Дурят нашего брата, ох дурят!
Лежать было неудобно. Спускаемый аппарат «Союза-ТМ», и без того тесный, был доверху набит новеньким обмундированием, так что незаполненным оставалось лишь крохотное пространство между иллюминатором и люком. Люк был закрыт.
Егор с остервенением бухнул в него ногой.
— Невесомость включите, сволочи! Все бока отлежал!
Ответа он не ждал. «Союз» был превращен в карцер, куда Егора посадили, чтоб не бунтовал. Перед стартом он устроил потасовку с красноармейцами, требуя немедленно прекратить этот цирк и вернуть деньги. Побили не сильно, синяк под глазом почти зажил, но версия о театральном представлении дала в его сознании заметную трещину.
Неужели, правда, летим? Куда? Зачем? Бред какой-то…
Люк с шипением распахнулся, и в отверстии появилась голова Кати.
— Ну что, арестант, все бузишь? — улыбнулась она.
— А чего еще делать? — вздохнул Егор. — Ободрали, как липку, а вместо космического полета подсунули какое-то кидалово… Ты бы на моем месте не бузила?
— Да… — Катя задумалась, вспоминая. — Я на твоем месте еще и кусалась. Ко мне вообще недели две подойти боялись! Но потом, знаешь, как-то привыкла…
— Били? — спросил Егор.
— С ума сошел?! — Катя резко выпрямилась, чуть не ударившись о кромку люка. — Я — дочь дворянина!
— Да им по барабану… — Егор потрогал желвак под глазом. — У меня, может, дедушка — секретарь райкома был! А мне вломили, как простому буржую…
— Странные понятия… — Катя поджала губы. — Да если бы меня хоть пальцем кто-нибудь тронул, папа бы им показал!
— А папа у тебя что, Дзержинский?
— Какой Дзержинский?
— Ну, Калинин там, Молотов, Каганович… Я уже ничему не удивлюсь!
— Вообще-то он доктор… — сказала Катя.
— Ах, ну да! Как же я сразу не догадался! — Егор отпихнул связку сапог, постоянно сползавшую с шинельной кучи. — Большевики ужасно боятся докторов!
— Дурак! — обиделась Катя. — Могу вообще ничего не рассказывать!
Она скрылась за кромкой люка.
— Эй! Я пошутил! — испугался Егор.
Но Катя и не думала уходить. Она появилась снова, с плетеной из синих прутьев корзинкой, покрытой чистой тряпицей.
— Есть будешь? А то, говорят, ты голодовку объявил.
— А чего там? — Егор потянул носом, приподнимая край тряпицы.
— Плюхарики, — сказала Катя. — Чищеные, без усов.
— Пожалуй, поголодаю еще, — Егор поспешно прикрыл плюхариков тряпицей. — Мне и тюбиков хватает.
— Ну и зря, — Катя пожала плечами. — Ваши за обе щеки уплетают…
— Как они там? — спросил Егор.
— Да уж без дела не валяются! — усмехнулась Катя. — Мустафа у Сидорчука в кабине безвылазно сидит, удивляется. Скоро сам ракетой управлять сможет. Яшка ему доверяет…
— А Джеймс?
Катя обернулась и посмотрела куда-то в глубь станции.
— А мистер Купер, — сказала она тихо, — стал душой кают-компании. Обучил обе паровозные команды покеру, выиграл у Яшки золотые часы и проиграл их Тищенко. Бойцы его теперь чуть не на руках носят. Ты понимаешь, о чем я?
— Еще нет, — Егор разглядывал смуглое, лишенное всяких признаков косметики, но все же очень выразительное лицо Кати. К ней невозможно было относиться с недоверием. С первых минут знакомства Егор понял, что девушка не с «этими», в ее глазах он заметил тщательно скрываемую надежду, ожидание помощи. Она, правда, долго не заводила разговоров, приглядываясь к космонавтам, но теперь, кажется, решилась.
— Майор и мистер Купер ведут себя правильно, — горячо зашептала Катя. — Добиваются доверия. А ты только все дело портишь!
— Какое дело? — Егор придвинулся ближе.
Катя снова оглянулась на узкий проход между ящиками, загромождавшими все пространство станции. Откуда-то издали доносились голоса и смех красноармейцев, по обыкновению травивших байки после обеда.
— Вы должны помочь мне освободить отца… — тихо сказала Катя.
— Ничего не понимаю! — Егор заерзал, подминая под себя многоногую сапожную связку. — Да ты лезь сюда! Неудобно так разговаривать!
— Вот еще! — Катя гневно сверкнула глазами. — Это неприлично!
— Почему? — искренне удивился Егор. — Никто ж не видит!
— Тем более неприлично! — Катя смотрела на него строго, словно со старинной фотографии. — Ты иногда кажешься интеллигентным человеком, а иногда — дикарь дикарем!
Чудная все-таки девчонка, подумал Егор. Будто и впрямь с другой планеты или из далекого прошлого. Актрисе так не сыграть…
— Не обращай внимания, — усмехнулся он. — Пролетарское происхождение плюс элитное образование… Так я не понял, что там с папой? То он всем покажет, то его самого спасать надо…
— Что тут непонятного? — вздохнула Катя. — Он остался там, у Красного Гиганта. Его ценят, слушают, как единственного специалиста по ракетам и вообще по космогонии… Но ему никогда не простят того, что он помог скрыться белым…
