— Даже с синяками на обоих глазах.
Он окинул меня взглядом, который не был ни поддразнивающим, ни заигрывающим. Это был просто добрый взгляд. Добрый, дружелюбный и заинтересованный. Как будто его реально беспокоило мое состояние. После пережитых в последнее время стрессов приятно чувствовать, когда о тебе беспокоятся. И теперь, смирившись с тем, что Лисса пренебрегает мной, я хотела бы чьего-то внимания.
— Что ты делаешь на Рождество? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Ничего. Мама собиралась приехать, но в последнюю минуту ей пришлось отказаться от этого… Ну, ты понимаешь.
Мать Мейсона была дампиром, но не стражем, она предпочла обзавестись семьей и иметь детей. В результате он довольно часто виделся с ней. Ирония в том, подумалось мне, что моя-то мамочка здесь, хотя, учитывая ее приоритеты, с таким же успехом могла находиться где-то на другом конце света.
— Хочешь провести его со мной? — импульсивно вырвалось у меня. — Я буду с Лиссой, Кристианом и его тетей. Должно быть весело.
— Правда?
— Очень весело.
— Я спросил не об этом. Я улыбнулась.
— Понимаю. Просто приходи, ладно?
Он отвесил один из своих галантных поклонов, на которые был большой мастер.
— Не сомневайся.
Едва показался Дмитрий, Мейсон тут же ушел. Разговор с Мейсоном вызвал у меня ощущение эйфории и радости. Пока мы беседовали, я и не думала о своем лице. Однако с Дмитрием мне внезапно стало неловко. Я хотела быть в его глазах совершенством и, пока мы входили внутрь, отворачивала лицо, чтобы он видел лишь нормальную его половину. От всего этого настроение стало ухудшаться, и навалились воспоминания о других неприятностях.
Мы вернулись в комнату с манекенами. Он велел просто попрактиковаться в маневрах, которые показывал два дня назад. Радуясь, что сегодня обойдется без реального боя, я со всем рвением ринулась выполнять поставленную передо мной задачу, демонстрируя манекенам, что произойдет, если они свяжутся с Розой Хэзевей. Я понимала — моя нынешняя воинственность рождена не только желанием хорошо выполнять свою работу. Я была немного не в себе этим утром, вся такая взвинченная, напряженная — из-за вчерашнего боя с матерью и сцены между Лиссой и Кристианом. Дмитрий сидел, не спуская с меня взгляда, время от времени делая критические замечания или советуя, какой тактики лучше придерживаться.
— Твоя прическа, — сказал он в какой-то момент. — Распущенные волосы не просто мешают периферийному зрению, но и предоставляют врагу возможность за них ухватиться.
— Если бы это был настоящий бой, я бы зачесала их вверх, — проворчала я, всаживая кол точно между ребрами манекена. Не знаю, из чего сделаны эти искусственные кости, но работать с ними нелегко. Вспомнив о маме, я усилила нажим. — Просто сегодня их распустила, вот и все.
— Роза! — предостерегающе сказал он, но я продолжала давить. — Роза, остановись! — резко произнес он.
Я отпрянула от манекена, с удивлением обнаружив, что мое дыхание участилось. Видимо, не отдавая себе в этом отчета, я слишком усердно работала. Спина уперлась в стену. Идти было некуда, и я опустила взгляд на пол, чтобы не глядеть на Дмитрия.
— Посмотри на меня, — приказал он.
— Дмитрий…
— Посмотри на меня!
Что бы ни было раньше между нами, он оставался моим инструктором, и я не могла не выполнить его прямой приказ. Медленно, неохотно я повернулась к нему, все еще слегка наклонив голову вниз, чтобы волосы свисали по сторонам лица. Он встал с кресла, подошел и остановился передо мной.
Поднял руку, чтобы откинуть с лица мои волосы. Потом его рука остановилась — как и мое дыхание. Время нашего взаимного притяжения длилось недолго, было заполнено вопросами и оговорками, но одно я знала совершенно точно: Дмитрию всегда нравились мои волосы. Может, они и сейчас нравились ему. Признаю — у меня и впрямь прекрасные волосы. Длинные, шелковистые, темные. Раньше он время от времени прикасался к ним и советовал ни в коем случае не стричь их коротко, как обычно делают женщины-стражи.
Его рука остановилась, и мир замер, я ждала — что он собирается делать? Спустя, казалось, вечность он медленно уронил руку. Меня охватило чувство жгучего разочарования — и одновременно я кое-что поняла. Он колебался. Боялся прикоснуться ко мне. Ему пришлось одернуть себя.
Я медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза. При этом мои волосы перекинулись за спину — но не все. Его рука снова затрепетала, и во мне вспыхнула надежда, что он все же прикоснется ко мне. Но нет. Мое возбуждение пошло на убыль.
— Больно? — спросил он.
Меня омыл запах его лосьона и пота. Господи, как мне хотелось ощутить его прикосновение!
— Нет, — соврала я.
— Выглядит не так уж плохо. Заживет.
— Ненавижу ее! — сказала я, сама поражаясь тому, как много яда в этих словах.
Даже внезапно снова почувствовав влечение к Дмитрию, я не могла избавиться от злобы по отношению к матери.
— Нет, — сказал он мягко.
— Да,
— У тебя нет времени на ненависть, — по-прежнему мягко напомнил мне он. — Не в нашей профессии. Тебе нужно помириться с ней.
Надо же — Лисса говорила то же самое! К сонму обуревавших меня эмоций добавилось возмущение. Душу начала затоплять тьма.
— Помириться с ней? После того, как она намеренно поставила мне синяк? Почему я единственная, кто понимает, насколько это ненормально?
— Ни в коем случае не намеренно. — Его голос снова обрел твердость. — Несмотря на обиду, ты должна поверить в это. Она не хотела, и, между прочим, позже тем же днем я разговаривал с ней. Она беспокоилась о тебе.
— Ну да, беспокоилась, что ее привлекут к ответственности, обвинив в жестоком обращении с детьми, — проворчала я.
— Тебе не кажется, что сейчас самый подходящий момент в году для прощения?
Я издала громкий вздох.
— При чем тут Рождество? Это моя жизнь. В реальном мире нет места чудесам и доброте.
— В реальном мире ты сама можешь творить чудеса.
Внезапно мое огорчение достигло критической точки, и я с трудом удерживала себя в руках. Я так устала слышать благоразумные, практичные советы всякий раз, когда в моей жизни все шло не так! В глубине души я понимала, что Дмитрий всего лишь хочет помочь мне, но я была не в том состоянии, чтобы воспринимать исполненные благих намерений слова. Мне хотелось одного — чтобы он поддержал меня.
— Ладно, может, ты просто прекратишь все это? — спросила я, уперев руки в бедра.
— Прекращу что?
— Все, что ты говоришь, просто еще один урок жизни. Прямо не человек, а ходячее нравоучение! — Я понимала, что несправедливо изливать свой гнев на него, но не могла остановиться и уже практически кричала. — Клянусь, временами кажется, что тебе просто хочется послушать самого себя! И я знаю, ты не всегда такой. С Ташей, к примеру, ты говорил совершенно нормально. Но со мной? Ты просто выполняешь свой долг, а на самом деле ничуть не заботишься обо мне. Просто вжился в эту тупую роль наставника.
Он смотрел на меня, не в силах скрыть удивления.
— Я не забочусь о тебе?
— Нет. — Это было мелко — очень, очень мелко. И я знала правду — он заботился обо мне и был больше чем просто наставником. Но поделать ничего не могла, меня все несло и несло. Я ткнула его
