двадцати секунд. «А если останусь один? Если на том месте, где сейчас стройка увижу только следы на песке?» Стрелка прошла последние пять секунд. Все, ребята, время истекло. Строй дрогнул и снова замер. Но вот в левом крыле вышли двое, затем еще… еще… еще… Уходили молча, я не мог смотреть, как буквально на глазах тает шеренга.Слышно, как шуршит под ногами уходящих песок. Тишина. Я поднял глаза. Стоят… стоят мои девчонки и парни. Редкий строй, большие паузы–просветы, между ними следы ушедших. - Сомкнуть ряды. По порядку номеров рассчитайсь! Первый! Второй! Третий?.. Сороковой! Расчет окончен. Сорок из ста двадцати, значит, каждому работать за троих. Мне хотелось кричать рвущееся из сердца: «Вы удивительные! Вы самые красивые, самые родные, самые настоящие люди!» Но вместо этого произнес непростительно буднично: «Разойтись! Собраться всем через пять минут во второй палатке». Не помню сейчас все подробности нашего с ребятами разговора. Помню только, что размышляли о трудном человеческом счастье—отвечать за все происходящее вокруг, говорили о том, что жизнь—это борьба за красоту и для победы в этой борьбе нужны единство, крепкая дружба, твердая дисциплина… Когда вышли из палатки, уже спустился вечер, высоко над нами зажглись звезды. Густая тьма растворила нас в огромном мире, но не было ощущения беспомощности, напротив, на душе было удивительно спокойно. В тот вечер мы стали трудовым отрядом «Отважный». Именно с этого отряда началась ставшая впоследствии лауреатом премии Ленинского комсомола Яснозоренская школа–комплекс. Пожелав друг другу спокойной ночи, ребята разошлись по палаткам. Я спустился вниз, к озеру. Окруженное с трех сторон темным лесом, оно производило странное впечатление своей яркой и густой чернотой. Казалось, что под берегом не вода, а бездна. В озере отражались звезды… У каждого человека бывают в жизни минуты, когда он, разорвав путы маленьких мыслей с прицелом на час, день, вдруг начинает видеть бесконечность грядущего и бесконечность прошедшего. В такие минуты жизнь уже не замыкается в нем одном, он чувствует себя частицей человечества. Сегодня ребята испытали эти минуты прозрения, почувствовали в себе жаркое пламя вечного огня красоты. Как важно, чтобы они не дали ему угаснуть, чтобы сегодняшний день для каждого стал началом большой, без остатка отданной людям, а потому счастливой жизни… А что если написать песню? Раскрыть красоту их поступка, подарить на память о сегодняшнем вечере?. На следующий день отважновцы, устроившись на высоком берегу озера, разучивали песню о себе. Грома_ воины мы с тобой не слыхали, Летней грозы только слышали гром. Вражеских танков в бою не взрывали… Сорок «Отважного» дружно сказали: «Надо? — И мы шагнем…» Лагерь «Отважный» в курчавой дубраве Над кручею взмыл, словно конь на дыбы. Здесь отдал бы каждый, не мысля о славе, Покоя сто лет ради мига борьбы… Героем ты станешь не вдруг, не однажды. Будь вечно в движении, вечно в бою. Отважным и смелым становится каждый, Кто не сбежал, когда трудно и страшно… Надо? — Остался с строю… Ребята пели тихо. И.х негромкие голоса звучали над озерной гладью, поднимаясь вверх к зеленовато–голубому вечернему небу, сливаясь с миром, с землей Родины в единое целое. Серьезные, вдумчивые лица, напряженная суровость глаз говорили о том, что песня понята и принята. …Главным содержанием нашей жизни стала напряженная работа, но песни, шутки, задорный смех сопровождали ребят всюду, где бы они ни были. Каждый стремился сделать больше, взять на себя наиболее неприятное. И никакого хвастовства, позерства. «Чем вы их приманиваете? — шутили родители. — Дома не удержишь… В субботу приедут из лагеря, только и разговору про «Отважный». А в воскресенье с самого утра—сборы в лагерь и опять рассказы, только уже про то, что будет…» Нас, педагогов, тоже неудержимо тянуло в отряд. Хотелось просто быть с ребятами, видеть их глаза, лица. У нас не было каких–то особых педагогических приемов, заранее продуманной стратегии и тактики. Но на наших глазах происходило изменение, а иногда и настоящее перерождение ребят в лучшую сторону. И когда наступил день завершения работы, мы почувствовали, как велика наша привязанность друг к другу. 21 августа мы последний раз мыли в бензине кисти и валики. — Мы больше не будем вместе? — спросила у меня Лена Фаюстова срывающимся от волнения голосом. — Почему? Мы же будем встречаться в школе. — Встречаться, и все? — это уже Надя Неронова. — Мы должны быть вместе, понимаете, не рядом—вместе. — Но что ты предлагаешь? — Надя удивленно посмотрела на меня и решительно ответила: Быть вместе. Отряд не расформировывать! «А почему в самом деле нам не сохранить отряд? Он же трудовой! — весь день думал я о разговоре с Надей и Леной. — Разве трудовые дела не ждут нас в течение года? Есть же круглогодичные производственные бригады. Почему «Отважному» не взяться, например, за организацию производственной практики, трудовых операций в школе?» И вот прощальный костер. Песни, частушки на тему жизни в «Отважном», шуточные и лирические рассказы, стихи. На душе удивительно—легко и грустно. Легко оттого, что очень трудное дело сделано: красавица школа ждет первого звонка, ждет своих учеников. Грустно оттого, что уходит еще одно лето детства. Для большинства отважновцев 1 сентября станет началом последнего учебного года в школе. Сколько открытий, находок, зрелых мыслей уйдут вместе с этими девушками и юношами! А бесценный нравственный опыт ребят? Нет–нет—отряд должен жить. — О чем задумались. Михаил Петрович? — вдруг громко спросил Толик Алымов. — О чем? Думаю о том, как нам жить дальше. — Я не понимаю, почему мы молчим? — поднялась Надя Неронова. — Все же хотят быть вместе, хотят, чтобы жил наш отряд. Разве дела кончились? Разве только летом есть работа? В общем, так: мы решали все советом, значит, решать, быть нашему отряду или не быть, тоже давайте советом. Я предлагаю отряд не расформировывать. Что вы на меня смотрите? — сказал я. — Ставьте на голосование. Кто за то, чтобы отряд сохранить, чтобы «Отважный» действовал постоянно, прошу… поднять… руку, — каким–то стальным, видимо, от волнения голосом проговорила Надя. И увидев среди других поднятых рук и мою, неожиданно громко закричала: — Единогласно! Ура–а–а!.. Позже мы не раз возвращались к опыту работы в «Отважном», вновь и вновь пытаясь осмыслить истоки, первоосновы, что ли, притягательной силы трудового отряда. Детство—время стремления человека ко всему прекрасному. Никогда он не жаждет так красоты, как в эту пору. И как важно помочь юной душе увидеть истинно великое в жизни и человеке. В «Отважном» мы стремились создать такие условия, такие отношения, чтобы ребята могли возможно более полно удовлетворить жажду идеального. Мы учили и учились сами на образцах прекрасного, которые дает нам история нашей страны. Люди героической судьбы живут, действуют, став нашими мыслями, мечтой, делами. От поколения к поколению несет их в настоящее, в грядущее благодарная память народа. Святая память. Человек силен памятью и верой! Величие человека—в величии его народа. Герои, память о них—та святыня, то бесценное достояние, которые питают нашу жизнь. Вот почему огромное значение мы придавали рассказам о героях, песням о них и обстановке, эмоциональному фону, рождающим внимание и доверие. Костер, ночь, тишина. Каждое слово проникает к сердцу воображение уносит в те времена, в ту среду, к тем событиям, о которых говорится в рассказе или поется песне…
«Нет у революции конца!». Пригласили мы к себе в гости ветеранов труда и Великой Отечественной войны. Они рассказывали ребятам о трудных годах борьбы за '«социализм, о днях своей юности, о друзьях, не доживших до Победы. Ребята слушали с большим вниманием.Еще бы! Перед ними живые герои истории, времени, о котором столько снято фильмов, написано книг, песен… В разговоре, несомненно полезном и нужном, звучал один настораживающий мотив: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя… Богатыри, не вы…» А один из гостей, видимо искренне желая оттенить важность памяти о прошлом, сказал: Хорошая у вас сейчас жизнь, ребята. Всё для вас! Живи и радуйся! Вот если бы пожили в наши дни, тогда бы почувствовали, что такое трудности, что такое борьба за жизнь… Когда гости ушли, я попросил отважновцев не расходиться. Ну, как встреча, понравилась? Да, очень! — дружно ответили ребята. — А вы согласны с тем, что все трудности в прошлом и нам только остается радоваться и наслаждаться? — вызывая на спор, спросил я. — Ну, не совсем, может быть, так, — медленно начал Миша Козьмин. — Трудности какие–то есть, конечно. Но битв тех нет. Как говорится: «Битвы все отгремели…» — Все так же думают? Вопрос очень важный, хотелось бы, чтобы со своим мнением выступил каждый. Разговор продолжим завтра, на следующем костре… Ребята расходились молча. А я вдруг подумал, что вот так же молча и нерешительно они идут навстречау жизненным испытаниям. Они же не видят себя в завтрашнем дне, не представляют трудностей, которые ждут их за стенами школы. «Готовься к борьбе за счастье своего народа, за коммунизм», — говорим мы им. Не понимают ли всю глубину этих слов наши воспитаники? Бороться? С чем? С кем? Как? Высказывая тревогу о том, что наше воспитание стало в основном словесным, я имел в виду слово формальное, казенное, не находящее отклика у детей. В противовес ему огромным воздействием обладает слово, согретое чувством, освещенное мыслью, рождающее, в свою очередь, ответное чувство, ответную мысль. И вот таким, как
