расслабиться. Надо! — призыв к воле. решительным действиям. Надо! — значит, хочу помочь людям, хочу человеку счастья. Из этого «надо» выросла одна из ведущих линий нашей воспитательной работы в школе, нашей работы по самосовершенствованию. «Надо зимой посадить елки. Ямки, заготовленные осенью, оказались слишком малы. Мороз свыше двадцати, земля, как железо. Леша Болотов, Гена Босов, Валера Сенчишин, Гена Богатырев, Юра Борцов, Леша Макаев выдолбили ямы…» «Надо помочь старушке, у дома которой лагерь остановился на ночлег. Муж ее в возрасте 70 лет парализован. Ребята решают: выделить из заработанных 200 рублей…» Эти строки из дневников «Отважного» можно продолжить. «Надо», равное «хочу жить для людей, хочу оставить на земле след Доброго». Именно такое «надо» воспитывалось в «Отважном» и через «Отважный» утверждалось в школе. «Отважный» был своеобразной кузницей нашего опыта воспитательной работы, эффективной школой повышения педагогического мастерства. Пионерский и комсомольский актив Яснозоренской школы–комплекса — ребята, прошедшие школу трудового отряда «Отважный», ребята из страны Надо. Придавая особое значение единым критериям оценки, мы стремились максимально сблизить наши точки зрения, слить их в коллективное мнение. Этой задаче как нельзя лучше служили совместные анализы сделанного за день. На этих коллективных обсуждениях прошедшего дня мы давали возможность высказаться каждому. Говорили и о недостатках, и о том, что помогло прожить день интересно, с пользой. Главным в этом анализе был человек, конкретные люди, стоящие за «сделано» и «не сделано». Мы стремились к тому, чтобы каждый был видной фигурой, чтобы у каждого была уверенность: меня видят, мною интересуются, за меня переживают, мне хотят лучшего. В «Отважном» у нас родилось и окрепло убеждение: не может быть полноценного коллектива, если каждый человек в нем не виден крупным планом. Коллектив — это всегда созвездие, соцветие, гармония, единство индивидуальностей.
Еще задолго до начала отделочных работ я по рекомендациям архитекторов, художников и гигиенистов, а также с учетом опыта работы на строительстве Бессоновской школы составил своеобразную карту цветовой отделки классных комнат и рекреацией. Ознакомился с литературой, посвященной этой проблеме, ездил в Москву, Харьков, Белгород, где встречался с художниками–дизайнерами… Короче говоря, карта стоила мне довольно солидных усилий. С гордостью показал ее ребятам. Будучи уверенным в полной поддержке, все же не жалел слов, защищая свой проект. Но аплодисментов не было. Лица стали почему–то пасмурными… — Вы что? — не понимая такой реакции, спросил я. — Вам не нравится карта? Отважновцы хранили молчание… Наконец заговорила Таня Григорова: 1. — Михаил Петрович, мы же договорились решать вместе. Почему эту работу вы сделали без нас? Таня явно волновалась, видно было, что ей нелегко дается выступление, в голосе обида, упрек… — Вы думаете, нам неинтересно самим подобрать цвет? Мы мечтали, каким будет наш класс… Я хотел было вновь приняться за «научное обоснование» предложенной мною цветовой карты, но почувствовал такую стену отчуждения, такой молчаливый протест, что забыл все доводы. Не скрою, в те минуты шевельнулась обида: ведь столько вложил труда! Но, заглушив ее усилием воли, выдавил: — Хорошо. Я виноват… не посоветовался с вами. Давайте эту работу сделаем вместе. Сохраняя, насколько мог, спокойствие, пошел в свою палатку. Было слышно, как ребята о чем–то спорили приглушенными голосами. Через несколько минут ко мне пришла делегация. Вперед выступила Таня Бородаенко: — Михаил Петрович, вы нас неправильно поняли. Мы только были не согласны с тем, что вы с кем–то советовались, куда–то ездили, а с нами ни разу даже не поговорили, не спросили наше мнение. И нам показалось, что насчет совместных решений… Ну, в общем, мы подумали, что равенство всех членов отряда… это слова, игра… — Как игра? — Нет–нет, мы уже об этом говорили. Сейчас мы так — не думаем. Потому что если бы вы нам не доверяли, то настояли бы на своем. Мы же понимаем, сколько краски можно испортить, если что не так. И еще мы решили: когда будем подбирать цвет, советоваться… с вами… Ребята ушли, но через несколько мгновений в палатку вновь заглянула Бородаенко: — Михаил Петрович, вы только не обижайтесь… — Таня посмотрела мне прямо в глаза и замолчала, будто спрашивая разрешение на продолжение разговора. — Говори, говори, что ты меня рассматриваешь… — С собраний уходить вам не надо. Это невежливо… нехорошо как–то получается… — в глазах Татьяны было такое желание доброго, что я невольно улыбнулся ей. — Хорошо, Таня. Не буду… Ты права. Спасибо тебе… Когда мы раскрашивали школу, я по–настоящему почувствовал правоту ребят. В каждом вдруг проснулся художник. Поиск нужного цвета, а затем и покраска стен, пола, окон переживались как праздник. — Ой, какой цвет у нас получился. Пойдемте, посмотрите! — звучало то там, то здесь. И столько в этом «ой» было восторга, радости, что невольно хотелось скорее бежать туда, где родилось еще одно чудо. И чудо было. Школа с каждым днем преображалась, расцветала новыми и новыми красками. Не было в ней уголка, класса, которые не отличались бы чем–то особенным, неповторимым. А если бы настоял на своем? Я отнял бы у ребят радость совместного творения красоты, радость самовыражения, радость сопереживания. «Школа—наш родной дом» — право говорить так, сегодня заработано в те дни коллективного творчества. Не в этой ли вместе пережитой радости думать и решать сообща одна из причин сплоченности «Отважного», сила его притяжения?..
С наступлением ночи, с сигналом трубы «Отбой!» начинает нести службу караул. Караулу мы придавали большое значение, во–первых, потому, что этого требовала обстановка жизни в лесу, во–вторых, потому, что ночные караулы были хорошей школой воспитания ответственности. Не так–то просто нести ночную охрану лагеря. Непроглядная темень ночного леса. Затаив дыхание, вслушивается караул в ночь. И вдруг чьи–то осторожные, едва слышные шаги. Все ближе, ближе… Кто это? Человек? Зверь? Надо предупредить начальника караула. И вот спешит посыльный с тревожной вестью: «На посту № 3 подозрительное движение». Начальник караула с резервной группой прочесывает тревожный участок. Тревога ложная, это… ежик. Ритуал несения караульной службы был у нас тщательно разработан. Мы рассредоточивали посты–засады с таким расчетом, чтобы на территорию лагеря с любой его стороны не мог проникнуть посторонний. Инструктируя караул, дежурный по лагерю всякий раз говорил: — Помните, от вашей бдительности зависит покой товарищей… Игра? Не только. Ребята действительно охраняли лагерь. И их серьезное отношение к караульной службе помогло нам прожить в лесу без ЧП. Однажды заболел водитель нашего автобуса. Еще задолго до отбоя повез я его домой. Обратно к лагерю вернулся около 12 ночи. Не успел я выключить зажигание, как меня осветил яркий луч фонарика. Из темноты раздался тихий голос Гали Богатыревой: «Пароль?» Пароль я не знал… — Ты что, не узнаешь меня? Это я, Михаил Петрович, — попробовал отшутиться. — Пароль — тихо и так же твердо повторила невидимая Богатырева. — Ну хватит шутки шутить, Галя, — уже сердясь, сказал я. Но Галин голос спокойно и внятно проговорил: «С места не сходить до прихода начальника караула. Иначе… будет поднят по тревоге весь лагерь». Я понял, что это не шутка. Богатырева выполнит приказ начальника караула: «Без пароля никого в лагерь не пропускать!» Так и стояли мы молча на расстоянии нескольких метров друг от друга, пока не пришел начальник караула М. Г. Иванов. Через несколько дней я вновь вернулся в лагерь после отбоя. На этот раз прошел спокойно, без задержки первый пост. Только второй пост меня остановил и вызвал начальника караула, им был Н. М. Кобяков. Я рассказал ему о случившемся. Мы вернулись на участок первого поста. Молчание. «Уж не случилось ли что с ребятами?» — мелькнула тревожная мысль. Но оказалось, что часовые спокойно спали. Вот это новость! Часовые заснули на посту! Пришлось срочно отстранить их от несения караульной службы. Когда стали выяснять причины, обнаружили, что у начальника караула позывной «тех–тех», а у часовых «ку–ку». Все стало понятным. Сам пароль настраивал на безответственность. И для ребят, впервые заступивших в караул, охранительная служба с «ку–ку» показалась пустой забавой. Пароль дает начальник караула. Следовательно, в легкомыслии пароля — легкомысленное отношение начальника караула к охране лагеря. Оно проявилось и в том, что первый пост был сформирован только из новичков. Пришлось пойти на исключительные меры: отстранить от несения караульной службы начальника караула и немедленно заменить пароль. Каждый день жизни в лагере помогал нам, учителям, прийти к пониманию очень важной педагогической истины: что бы ни делал с ребятами, делай по–настоящему, всерьез!
СТУПЕНИ ВОСХОЖДЕНИЯ
