перманентно дистрессовых экстремальных условиях войны, в третьем-четвертом поколении их отпрысков, мы получаем серьезный статистический всплеск сатанинской тварной богомерзости и мирской чародейной скверны.
Человеческие телесные жертвоприношения, многомиллионные гекатомбы всегда статистически усиливают натуральную магию и природное колдовство. Ибо они угодны Дьяволу. Чем их больше, тем сильнее становится естественный Враг рода человеческого, постоянно стремящийся нас материально поработить, духовно уничтожить и не дать спастись разумным душам нашим.
Изрядно и беспримерно хуже, отвратительнее, если в жертву Сатане кто-либо массировано приносит чужую удачу, способность к духовному выживанию, к обновлению, как это пытался делать богомерзостный маг Николай Купалевич.
Вам ведомо: тому тождественными дьявольскими последствиями преисполнены заклятья асимптотического дефекта массы вероятностей, рыцарь Филипп…
Признаюсь, мой друг, мне не удалось ранее убедить моих коллег клеротов в пагубности мирского существования сей богомерзкой твари. Увы, увы…
Пришлось маненько, знаете ли, подправить расклад, загнуть пароли и окольно, обиняками подсказать покойнику Николай Денисычу, куда еще можно вложить деньги, практически ничем рискуя.
— 'Снежный ком', Пал Семеныч?
— Он самый, Фил Алегыч, он самый, каюсь…
— 3 —
— …Сто пудов, Фил, ты опять меня норовишь обмануть, мой хитренький.
Не хочешь — не говори, но я отлично вижу: твой Павел Семенович — родной старший братец Вероники Афанасьевны…
'О, Господи, по-новой дамский роман о благородной, но несчастной фамилии!
Какое, счастье, что в нашем орденском звене только три человека! Не то б еще тайные родственнички полезли как тараканы…'
— Молчание — знак согласия. Ну, скажи, любимый, разве я не права?
— Права, права… Пошли в тот бутик, Настена, зайдем. Я там тебе беленькую блузочку присмотрел. Отпад и атас. Закачаешься…
— Погоди, мы не договорили…
Мне, право слово, наш Пал Семеныч пришелся по душе. Импозантный дядька. Он тоже бизнесом занимается?
— Ага! Раньше бизнесменов в лагерных бушлатиках консультировал, покамест начальником зоны служил.
— Ой, никогда б не поверила! Но тебе, Фил, верю. Ты меня в жесть обманывать не станешь.
Да и не получается у тебя врать. Это все твои ближайшие друзья и родные знают…
В дорогом бутике шевалье Филиппа и его русскую невесту встретили словно близких родственников. Намедни он сюда заходил, присматривался, всех обаял и приобрел в подарок шикарное вечернее платье, великолепно описав достоинства фигуры достопочтенной матушки своей нареченной.
— …Фил! Мне эта кофточка не нравится. Она меня ужасно полнит.
— Скажешь тоже! С твоей талией, на твоей фигурке, тебе и белое, и желтое, палевое в самый стиль.
— Ты не понял! Я не о том.
У меня от Вероникиного фитнесса грудь, видишь, как вздернуло и расперло… Не дай Бог, тетка Агнесса опять решит, будто я беременна.
— Глупости! Я ей и твоей матильде клятвенно пообещал позаботиться, чтоб никак и ничего, максимум безопасного секса…
— Фил! Как ты не поймешь?! Мне неудобно это одевать, как-то неприлично всем выставляться напоказ.
Если хочешь знать… Я в тринадцать лет очень стеснялась. Эластичным бинтом себе все перетягивала. Горбилась, сутулилась…
Матильда заметила, вздрючила в жесть…
— Правильно сделала! В подростках половой дури по жизни хватает.
Я сам в одиннадцать лет жутко позорился своего хозяйства. Краснел как рак, когда девчонки на физкультуре хихикали.
В купальных трусах в гимназию, помню, ходил, чтоб ничего не выделялось и не болталось… Не приведи, Боже, если вдруг встанет, стыда не оберешься.
Потом, из рака ноги, сестра Ленка-блядуха за мной в ванне начала подсматривать, и я как-то естественно всех и везде перестал стесняться.
На физкультуру однажды пришел в одних спортивных брюках, без трусов и без плавок. Девчонки уже не хихикали, сами стали краснеть, если смотрели искоса, что там у меня и как…
Вот что я тебе скажу: любого можно обучить разговаривать на языке тела.
Хочешь — молчишь. Экстралингвистически. Тогда тебя никто не видит и не замечает.
Желаешь — переходишь в режим открытого предложения. Выставляешь и выделяешь, хоть грудь, хоть какую другую анатомию…
— Фил, ты меня этому научишь?
— Обязательно. Для начала глянешь, как наша Вероника Афанасьевна себя держит.
— И то правда…
По возвращении в Дожинск обычным мирским порядком рейсом 'Эр-Франс' рыцарь Филипп, поставив локальную аудиозащиту, поинтересовался у арматора Вероники:
— Скажи-ка мне, Ника. Той случайной медсестрой на улице Баранова, ну, тогда, во время транспозиции харизмы от рыцаря Анатоля, это ведь ты была?
— И-и-и! Наш славный господин окружной инквизитор начинает взаправду прояснять прошлое коллег и соратников по орденскому звену.
Ну да, признаю покаянно. Я тот камуфляж по максимуму развернула. Ритуально на всю катушку…
Только прошу Булавину ни полслова. Я его прямой приказ нагло похерила. Едва ритуал транспозиции, разряженный Анатолем, не исказила, дура…
Ох, как зверски в той ретрибутивности меня крутануло. По-скотски.
На тебя потом под аркой с колоннами по-ведьмовски обрушилась с приворотом, животное. А ты меня в тот момент, идиотку скаженную, как заделаешь по самые придатки…
— Забудь и не казнись. На самом деле тебе тогда от щедрот Счастливчика Мика и от его гадского дефекта массы по яичникам, в сись-пись неслабо перепало. В спонтанном разбросе вероятностей.
Анатоль Семанат его, подонка обкладывал и окучивал. Вот Купалевич и метался, дергался…
По площадям и окрестностям дефект массы вероятностей по страшной силе адски лупил квадратно- гнездовым методом. Перекрестно в асимптоте сближался с потенциальной угрозой.
Тебя боком, но круто задело. Природная магическая стихия она и есть сатанинская стихия. В счастье и в несчастье, в горе и в радости. Во многом другом заключается…
Потому, и говорю, забудь. В том твоей личной вины нету. Не западала ты по-женски на месье Анатоля, я те скажу.
— Ой, Филька!!! Дай визуальную защиту поставлю и расцелуемся…
Ах, сладенький… Ты у меня, братец, не камень с души снял, а целое коромысло дьявольское…
— …Должен вам сказать в заключение, рыцарь-инквизитор. Итак-игитур, преподанные нам дарования Святого Духа зиждутся не на песке, но на краеугольном камне сверхразумного Промысла Божия…
Ах, да… Сей же час прошу к столу. Моя экономка, разумеется, не отличается вашими кулинарными
