Лучше я спокойно отвернусь, запрокину голову, закрою глаза и подремлю часок, пока будем лететь…
О да, детка…
Так хорошо…
Через два часа, когда мы приземлились в космопорте Юпитера, первым, что я услышал, была новость о смерти Ухряченко. Рак окончательно доконал старика, и он ушел в иной мир. Одному богу известно, поднялась ли его душа на небеса или канула в бездну, но факт оставался фактом — живым старого пройдоху уже никто никогда не увидит.
Едва заметная улыбка тронула мои губы. Похоже, я прибыл как раз вовремя.
Похороны Ухряченко, как сообщалось в новостях, начнутся завтра в двенадцать пополудни. Все желающие могут проститься с этим выдающимся человеком, любящим мужем, мудрейшим, величайшим и бла-бла-бла.
Об умерших всегда говорят хорошо, если, конечно, речь не о подонках вроде Гитлера. Но Ухряченко не был нацистом. По бумагам он действительно был выдающимся человеком.
Но в бумагах не описывается содержимое его шкафа. Готов поспорить, что если хотя бы приоткрыть дверцу, оттуда посыплются чертовы скелеты, да так много, что вас просто завалит.
Впрочем, сейчас это никого не волнует. Сейчас и на ближайшие пару недель любой, кто хотя бы краем уха слышал о Константине, при упоминании его имени будет заламывать руки и приговаривать: «Боже, какая потеря!..»
Если бы меня попросили честно ответить, что я думаю о смерти Ухряченко, я бы сказал: «Очень своевременно!»
В принципе, я мог бы не дожидаться чьей-то смерти каждый раз, а просто засылать к ублюдку Билли и, когда дегенерат сделает свою работу, приниматься за свою часть развлечения. Но, во-первых, богачи и так умирают чуть ли не каждую неделю, а во-вторых, Билли все-таки работает не за спасибо — и его услуги, стоит признать, не из самых дешевых во Вселенной.
Ну и с недавних пор мне становится плохо, когда я вижу на его губах эту дурацкую детскую улыбку после очередного наполненного жизнью контейнера.
Честно — едва сдерживаюсь, чтобы не стукнуть его по голове кулаком.
Носильщик помог отнести мой худой чемодан до стоянки такси, и я отправился в ближайшую гостиницу. Свободные номера там, по счастью, имелись, причем за вполне приемлемые деньги. Я взял одноместный люкс на четыре дня и велел коридорному доставить мой багаж наверх, вложив в его черную руку, обтянутую белой перчаткой, десять баксов. Он пробормотал «Спасибо, сэр!» и убыл довольный.
Вечером, стоя у окна с чашкой горячего чая в руке, я смотрел с высоты десятого этажа на ночной Юпитер-сити. Огромный город, превосходящий площадью любое поселение Земли, недавно отпраздновал пятидесятилетие. Благодаря роботам-строителям все эти высотки выросли за пять лет. Конечно, здания продолжали возводить и после, но уже не так активно — основная масса построек отпразднует круглую дату уже на следующий год.
В целом Юпитер-сити ничем не отличался от того же Нью-Йорка — небоскребы, небоскребы, небоскребы, миллионы людей, миллионы пустых пакетов и банок, разбросанных по ярко горящим и темным улочкам, миллионы рекламных плакатов и баннеров, светящихся неоном вывесок и высоких фонарей…
Словно я и не улетал с Земли.
Почему Юпитер-сити считается русским поселением? Потому что эта земля принадлежит русским. Русские наняли американских архитекторов, те пригнали роботов и возвели чертову кучу зданий. Вот почему русский город больше похож на Нью-Йорк, чем на Москву или Санкт-Петербург.
Хотя с каждым годом эта разница постепенно улетучивается. Скоро весь земной шар обрастет городами-близняшками, в которых даже улицы будут называться одинаково.
Да и не только земной…
Я подул в чашку и сделал осторожный глоток, боясь обжечь язык. Горячо… но сойдет.
Завтра — важный день. Нужно непременно подрулить к очаровательной вдовушке еще в самом начале церемоний. Показать свою заинтересованность.
Наверняка она даже не любила этого Ухряченко. Вышла замуж за его деньги, а не за него самого.
А теперь я женюсь на ее.
На ее деньгах в смысле.
Я позволил себе сдержанную улыбку и залпом допил остатки чая. Пора отправляться ко сну.
— Как вы сказали? Николай… Гаврилов?
— Именно, госпожа Ухряченко.
— Гаврилов, Гаврилов… Нет, что-то не припоминаю, — наморщив чудесный лобик, покачала головой Лариса.
— Ну не вру же я, в самом деле?
— Нет, конечно! Зачем вам это?
— Вот и я о чем. Ну да не беда. Можно для надежности познакомиться еще раз.
— Да, разумеется.
— Николай Гаврилов, госпожа Ухряченко.
— Лариса Ухряченко.
— Очень приятно.
— Мне тоже.
Она была глупа, наивна и… глупа. Мне не составило никакого труда внушить ей, что я был у них на вечеринке два года назад, что прекрасно знал Костю и что это такая потеря для меня… Она заглотила червяка и не заметила крючочка, который засел у нее в жабрах и терпеливо ждал, покуда я натяну леску.
Мы беседовали в автобусе, одном из десятка. Первые два везли самых близких — родственников, друзей, коллег по работе. В остальные набилась всякая шушера — от реально соболезнующих до парней, которые ходят на похороны, чтобы зацепить какую-нибудь подругу или слопать халявный бутерброд.
По идее, я относился к последней категории. Вот только зацепить мне требовалось не какую-нибудь, а именно Ларису. Поэтому я просто забрался в первый автобус и внаглую уселся рядом с ней.
— Вы выглядите чертовски подавленной, Лариса, — заметил я.
— А какой я должна быть? — удивилась она. — У меня ведь муж умер, сегодня похороны.
Мне понравилась формулировка вопроса: «Какой я должна быть?»
Действительно, все немало удивились бы, если посреди церковной службы за упокой души Лариса неожиданно вскочила бы с места и, пританцовывая, стала напевать: «Я богата, наконец-то старый хрен скопытился!»
Все все понимают, но черная зависть заставляет осуждать подобные проявления честности.
Она должна горевать. Точка.
— Ушел любимый вами человек, но жизнь продолжается. Вы должны выдавить из себя улыбку, иначе горе поглотит вас и вы зачахнете, а потом просто отправитесь вслед за Константином на тот свет. А вы ведь этого не хотите?
Она покачала головой и с трудом улыбнулась.
— Вот и славно, — похвалил я. — Вот и хорошо. Нельзя так убиваться, правда. Все понятно, горе, но Константин наверняка не хотел бы, чтобы вы последовали за ним через месяц, или полгода, или даже через пару лет. Он хотел бы, чтобы вы продолжали жить и радоваться жизни.
— Вы так интересно и правильно все рассказываете, — призналась Лариса.
Время для дежурного комплимента…
— Видя, как столь красивая девушка плачет, любой истинный джентльмен стремится избавить ее от слез.
Она с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. И хорошо — ведь сзади сидели завистники, готовые в клочья порвать за веселый смешок посреди мрачного торжества смерти.
Мы болтали всю дорогу до кладбища. Когда автобусы уже подъезжали к месту, где до скончания лет
