драться, так что от дивнюков, которые попадались на моём пути, только пух летел. Светлые гонялись за мной где только могли, но я всегда умудрялся ускользнуть. Как я теперь понимаю, пару раз я уходил просто потому, что меня хотели взять живым, поскольку мёртвый я не был нужен никому. Однажды я умудрился грохнуть серафима. Не радужного феникса, не стайку грифонов и даже не ощипанного ангелочка, а серафима в самом расцвете сил. Это всё равно что тебе управиться с хорошо обученным дьяволом.
Больцано кивнул головой, соглашаясь. Серафим, создание света, почти равное архангелу. Убить его очень непросто.
— Я чувствовал, что за мной гонятся, — продолжил Канацци, — но при виде такого противника не мог устоять. Сам не понимаю, как мне удалось его завалить. А потом… представляешь, сколько благодати вытекло из его туши? Земля была отравлена на месяц пути в любую сторону. Надеюсь, ты понимаешь, что значит людям жить в краях, отравленных благодатью. Фанатики, ханжи и фарисеи всех мастей станут там нормой. Зверства инквизиций, войны по самому ничтожному поводу и невиданная, сверхъестественная жестокость — такова судьба тех, кто живёт в благодати. Именно тогда я понял, что натворил. Прибить дивнюка — полдела, но потом оказывается, что мир, освобождённый от светлой мрази, стал только хуже. Точно так же ваши витязи, убивая нечисть, заражают земли скверной. Положение безвыходное, ещё немного — и жить на земле будет негде.
Я прекратил убивать светлых тварей, а тех, что удавалось поймать, держал в подвалах своего дома, в надежде, что когда-нибудь найду выход. Выхода не было, а замок вскоре раздулся, словно чудовищный фурункул. Если такой нарыв прорвётся, больной вряд ли выживет. В башнях моего замка обитали драконы, тронный зал делили между собой три адских князя, по стенам несли караул демоны и лесные оборотни. А что копилось в темнице — можешь догадаться сам.
— Это уже похоже на сказку: замок Гурзух — обиталище тёмного властелина.
— Именно так и называлось место, где мне приходилось жить.
— Но ведь это было, если было вообще, в незапамятные времена! И потом, если верить легенде, замок Гурзух был сокрушён светлым магом Соттоном во время первой битвы света со злом.
— Это не совсем так. Соттон явился ко мне, и я вышел навстречу, но мы не стали бессмысленно сжигать друг друга, а начали разговор, и оказалось, что мы можем договориться мирно. Вместо войны мы объединили наши усилия и сумели разрешить проблему, над которой, как я понимаю, ты безуспешно бьёшься уже полсотни лет. У самых стен замка мы открыли два прохода: в горний мир и в обитель тьмы, но не стали призывать оттуда чуждые земле сверхъестественные силы, а, напротив, отправили туда всё, что накопилось в моём замке. Дракону место во тьме, фениксу — в обители света, а тут им делать нечего. Наш мир цветной, а они — чёрно-белые, даже если снаружи их испестрило радугой. И когда вокруг стало спокойно, мы поняли, что нам тоже нечего делить. Потом мы так же дружно уничтожили замок Соттона, и с тех пор уже не виделись. Всё-таки мы слишком разные, и мне было так же тяжко находиться рядом с ним, как и сейчас с тобой. Когда не стало замков, мы смогли жить незаметно, и постепенно о нас забыли, вернее люди решили, что мы оба погибли. Наши имена остались только в легендах.
— Говорят, замок Соттона рухнул в миг его смерти… Я частенько думал, куда девались те, кто его населял, и почему вместе с замком не погиб мир.
— Потому что мир был спасён. Твоему замку ещё далеко до устрашающей громады Соттона, где у ворот стоял архангел, а грифоны кружили в небесах десятками. Наверное, я бы ещё несколько лет не появился у тебя, если бы не прослышал о Радиме. Чародей, который умеет возвращать подобие жизни убитой скверне, должен быть на свободе. Не знаю, станет ли он могучим чародеем, но он станет чистильщиком. Трудами светлых магов земля слишком загажена, а чистильщик может, воскрешая убитых тварей, уничтожать скверну. Жизнь станет опасней, но и человечней тоже. Парень вырастет, возрастёт и его тёмное мастерство. Я думаю поселить его в тундре, по ту сторону Полуночных гор. Там нет людей, но Радим, слишком от людей страдавший, не нуждается в обществе себе подобных. Зато там — целое море скверны. Именно туда отводил на убой пленных тварей великий Соттон, туда же хаживал и ты, и некоторые другие маги, умевшие захватывать чудовищ живыми. Вы наготовили Радиму работы на три сотни лет. Поначалу Радим будет создавать всякую ползучую мелочь, потом, когда почувствует себя одиноким, родятся химеры и оборотни, с которыми можно поговорить и перекинуться в картишки. И наконец, из-за Полуночного хребта полетят драконы, и в мире снова заговорят, что чёрный властелин вернулся. Пока я жив, я буду перехватывать этих драконов и отправлять их домой. Не знаю, долго ли я ещё проживу, ведь я действительно много старше тебя, но если я не успею найти себе замену, это должен будешь сделать ты. Когда-нибудь ты появишься у чёрного замка, где на страже стоят бесы, а в подвалах томятся херувимы, но не станешь воевать, а откроешь хозяину нашу тайну. Не знаю, кем будет этот хозяин. Вряд ли такое знание можно доверить Радиму. Он слишком любит свои создания, чтобы изгонять их из мира. Скорей уж он откроет проход, чтобы призвать их сюда. Так что, пусть остаётся чистильщиком.
Больцано молча кивнул.
Они подошли к замку, где всё оставалось по-старому, если не считать изменений, случившихся с хозяином. Сигнальный флюгерок по-прежнему висел безвольно, но даже будь он цел, звук горна не встревожил бы окрестности: замок больше не считал тёмного мага врагом.
— Пробуй, — сказал Канацци. — Здесь не так много светлых сил, но на первый раз — достаточно.
Больцано отошёл к самым воротам и прочёл заклинание призыва.
Помятый грифон слетел со своей башни, через распахнутые ворота выбежали единороги и цепной пёс, который на самом деле не был псом. С окрестных пустошей слетались луговые эльфы и крошечные радужники, светлые существа, не опасные никому, но способные чудным мерцанием зачаровать человека, так что иной сутки простоит, завороженно глядя на волшебный танец, и лишь потом вспомнит, что были у него неотложные дела и планы, которые теперь поздно выполнять. Покинув замковые печи и камины, приползли огненные саламандры, которые, если останутся без пригляда, могут запросто устроить пожар, доказав, что свет — не всегда добро. И наконец, из бездонной синевы небес спустился ангел-хранитель — тайная гордость Больцано. Он топорщил перья белоснежных крыл, гневно поглядывал на Канацци и очень напоминал рвущегося в бой петушка.
Всё постигается в сравнении: глядя на своё войско, Больцано вспомнил, что у ворот Соттона стоял некогда архангел с пылающим мечом в руках, а Канацци расправился с серафимом ещё в ту пору, когда самого Больцано и на свете не было.
Теперь предстояло самое главное: проверить, усвоен ли данный ему урок. Всё-таки он первый, кто не сам достиг великого знания, а получил его в наследство. Невероятным усилием Больцано прорвал ткань бытия, открыв проход в горний мир. Слепящий поток света затмил солнце. Свет был так ярок, что и теперь Больцано не видел, что скрывается за порогом реальности. Но дивные существа видели, они заволновались, подавшись вперёд. Не оставалось сомнения, что они, если повелитель прикажет, останутся здесь и пойдут на гибель, но по-настоящему их родина — там, и туда они рвутся пусть не душой, которой у них нет, но светом, что наполняет их.
— Чего стали? — крикнул Больцано, повторяя недавний приказ тёмного мага. — Ступайте домой, здесь вам делать нечего!
Ангел первый последовал призыву, следом, словно бабочки к фонарю, метнулись остальные дивные существа. И лишь когда последний радужник растаял в горнем свете, Больцано отпустил тяжесть, пригибающую его к земле, позволив порталу захлопнуться. Без сил опустился на камень, опустошенный, отдавший себя до конца.
Подошёл Канацци.
— Я могу забрать мальчика?
— Да, конечно. Я отдам Радима, и всех, кто сидит в подвалах. Только, наверное, ты не сможешь сейчас ещё раз открыть проход.
— Ничего. Я просто заберу их с собой. Когда я рядом, они не посмеют причинять вред людям.
Больцано прошёл в замок и вывел на улицу Радима. Все дни плена мальчишка жил в просторной, чистой, солнечной комнате, каких в прежней жизни ему и видеть не доводилось. Его хорошо кормили, и никто не обижал, но всё же взгляд пленника потускнел, движения стали замедленны. Тёмный маг не может долго жить в плену у светлого, он зачахнет, несмотря на самый заботливый уход. Точно так же, как и светлый волшебник, захваченный чёрным врагом.
