Умирая в больнице, тревожноШепчет швейка в предсмертном бреду:«Я терпела насколько возможно,Я без жалоб сносила нужду.Не встречала я в жизни отрады,Много видела горьких обид;Дерзко жгли меня наглые взглядыБезрассудных, пустых волокит.И хотелось уйти мне на волю,И хотелось мне бросить иглу, —И рвалась я к родимому полю,К моему дорогому селу.Но держала судьба-лиходейкаМеня крепко в железных когтях.Я, несчастная, жалкая швейка,В неустанном труде и слезах,В горьких думах и тяжкой печалиСвой безрадостный век провела.За любовь мою деньги давали —Я за деньги любить не могла;Билась с горькой нуждой, но развратомНе пятнала я чистой душиИ, трудясь через силу, богатымПродавала свой труд за гроши…Но любви мое сердце просило —Горячо я и честно любила…Оба были мы с ним бедняки,Нас обоих сломила чахотка…Видно, бедный — в любви не находка!Видно, бедных любить не с руки!..Я мучительной смерти не трушу,Скоро жизни счастливой лучиОзарят истомленную душу, —Приходите тогда, богачи!Приходите, любуйтеся смелоРанней смертью девичьей красы,Белизной бездыханного тела,Густотой темно-русой косы!»1873(?)
Точно море в час прибоя,Площадь Красная гудит.Что за говор? что там противМеста лобного стоит?Плаха черная далекоОт себя бросает тень…Нет ни облачка на небе…Блещут главы… Ясен день.Ярко с неба светит солнцеНа кремлевские зубцы,И вокруг высокой плахиВ два ряда стоят стрельцы.Вот толпа заколыхалась, —Проложил дорогу кнут:Той дороженькой на площадьСтеньку Разина ведут.С головы казацкой сбритыКудри черные как смоль;Но лица не изменилиКазни страх и пытки боль.Так же мрачно и сурово,Как и прежде, смотрит он, —Перед ним былое времяВосстает, как яркий сон:Дона тихого приволье,Волги-матушки простор,Где с судов больших и малыхБрал он с вольницей побор;
