Цветет, гордится им, им дышет, им полна; Везде ему черты родные собирает; Как нежно, пламенно, как искренно желает, Да выйдет он, ее любимец, пред людей В достоинстве своем и в красоте своей, Таков, как должен быть, он весь душой и телом, И ростом, и лицом; тот самый словом, делом, Осанкой, поступью, и с тем копьем в руке, И в том же панцыре, и в том же шишаке! Короток мой обед; нехитрых, сельских брашен, Здоровой прелестью мой скромный стол украшен И не качается от пьяного вина; Не долог, не спесив мой отдых, тень одна, И тень стигийская, бывалой крепкой лени, Я просыпаюся для тех же упражнений, Иль предан легкому раздумью и мечтам, Гуляю наобум по долам и горам. Но где же ты, мой Петр, скажи? Ужели снова Оставил тишину родительского крова, И снова на чужих, далеких берегах Один, у мыслящей Германии в гостях, Сидишь, препогружен своей послушной думой Во глубь премудрости туманной и угрюмой? Иль спешишь в Карлсбад здоровье освежать Бездельем, воздухом, движеньем? Иль опять, Своенародности подвижник просвещенный, С ученым фонарем истории, смиренно Ты древлерусские обходишь города, Деятелен и мил и одинак всегда? O! дозовусь ли я тебя, мой несравненный, В мои края и в мой приют благословенный? Со мною ждут тебя свобода и покой, Две добродетели судьбы моей простой, Уединение, ленивки пуховые, Халат, рабочий стол и книги выписные. Ты здесь найдешь пруды, болота и леса, Ружье и умного охотничьего пса. Здесь благодатное убежище поэта От пошлости градской и треволнений света: Мы будем чувствовать и мыслить и мечтать, Былые, светлые надежды пробуждать И, обновленные еще живей и краше, Они воспламенят воображенье наше, И снова будет мир пленительный готов Для розысков твоих и для моих стихов.
ПЕРЕЕЗД ЧЕРЕЗ ПРИМОРСКИЕ АЛЬПЫ
Я много претерпел и победил невзгод, И страхов и досад, когда от Комских вод До Средиземных вод мы странствовали, строгой Судьбой гонимые: окольною дорогой, По горным высотам, в осенний хлад и мрак, Местами как-нибудь, местами кое-как, Тащили мулы нас и тощи и не рьяны; То вредоносные миланские туманы, И долгие дожди, которыми Турин Тогда печалился, и грязь его долин, Недавно выплывших из бури наводненья; То ветер с сыростью, и скудость отопленья В гостиницах, где блеск, и пышность, и простор, Хрусталь, и серебро, и мрамор, и фарфор, И стены в зеркалах, глазам большая нега! А нет лишь прелести осеннего ночлега: Продрогшим странникам нет милого тепла; То пиемонтская пронзительная мгла, И вдруг, нежданная под небесами юга, Лихая дочь зимы, знакомка наша, вьюга, Которой пение и сладостно подчас Нам, людям северным: баюкавшее нас, Нас встретила в горах, летая, распевая, И славно по горам гуляла удалая! Все угнетало нас. Но берег! День встает! Италиянский день! Открытый неба свод Лазурью, золотом и пурпурами блещет, И море светлое колышется и плещет!
ПЛОВЕЦ
'Еще разыгрывались воды'
Еще разыгрывались воды, Не подымался белый вал, И гром летящей непогоды Лишь на краю небес чуть видном рокотал;