И вправду! Кто, подобно Мне, странствовал и видел все подробно, Кто видел Рим, и Тибр, и Колизей, Венецию, Неаполь, кто два года Таскался по Италии по всей, Тому вся эта рейнская природа, Все эти горы, замки, острова С каштанами и липками, — все мало, Безвкусно, пошло, дико, трын-трава!
Власьев
А почему же?
Скачков
Да! Им недостало Той сладости, той неги, так сказать, Той мягкости, которые понять, Почувствовать заочно иль словами Изобразить решительно нельзя. Италия — вот сторона моя Любимая, богатая следами Великого былого, чудесами Изящного, веселье и краса Земли. И что, брат, там за небеса! Прозрачные и темно-голубые, И облака румяно-золотые, Летучие и тонкие… Как жаль, Что от Москвы до Рима эта даль Чертовская! Не то бы можно было Нам ежегодно уезжать туда От наших зим и жизни преунылой. Однако же ты не поверишь, милый! Что даже там я тосковал всегда По родине, и сам не понимаю, Как это, отчего бы? Полагаю: От слишком частой перемены мест, Да от езды без дела и без цели, И я ж таков, что все мне надоест, И скоро, — так-то мне и надоели: Во-первых, пресловутая страна Премудрости, науки, вся сполна: Старинная и новая, пивная И винная, такая и сякая; Потом и сам туманный Альбион, Потом Париж, хотя его соблазны Невыразимо как разнообразны! Италия и южный небосклон, И все картины сладостного юга — Все не по мне, все это не мое! Хочу к себе, мне только там житье! Хочу туда, где завывает вьюга, Стучит мороз; пора и мне пожить Порядочно, и было б бестолково, Грешно весь век в чужбине прогостить, Где для меня уже ничто не ново. Теперь в Москву покуда. А весной Переселюсь в деревню — на покой, На волю и простор уединенья! Из толкотни мирской и треволненья В родную глушь, там крепко углублюсь В свои дела, привыкну постепенно Любить хозяйство, сельские труды. Ах, братец! плуг, взрывающий бразды, Полезнее меча…
Власьев
О, несравненно!
Скачков
Так еду. Что ж прикажешь ты в Москву Твоим друзьям?
