И вновь наполняемый медом, Из рук молодого владыки славян, С конца до конца, меж народом Ходил золотой и заветный стакан. Вдруг, — словно мятеж усмиряется шумный И чинно дорогу дает, Когда поседелый в добре и разумный Боярин на вече идет — Толпы расступились — и стал среди схода С гуслями в руках славянин. Кто он? Он не князь и не княжеский сын, Не старец, советник народа, Не славный дружин воевода, Не славный соратник дружин; Но все его знают, он людям знаком Красой вдохновенного гласа… Он стал среди схода — молчанье кругом, И звучная песнь раздалася! Он пел, как премудр и как мужествен был Правитель полночной державы; Как первый он громом войны огласил Древлян вековые дубравы; Как дружно сбирались в далекий поход Народы по слову Олега; Как шли чрез пороги под грохотом вод По высям днепровского брега; Как по морю бурному ветер носил Проворные русские челны; Летела, шумела станица ветрил И прыгали челны чрез волны; Как после, водима любимым вождем, Сражалась, гуляла дружина По градам и селам, с мечом и с огнем До града царя Константина; Как там победитель к воротам прибил Свой щит, знаменитый во брани, И как он дружину свою оделил Богатствами греческой дани. Умолк он — и радостным криком похвал Народ отзывался несметный, И братски баяна сам князь обнимал; В стакан золотой и заветный Он мед наливал искрометный, И с ласковым словом ему подавал; И вновь наполняемый медом, Из рук молодого владыки славян, С конца до конца, меж народом Ходил золотой и заветный стакан.
П. А. ОСИПОВОЙ
'Аминь, аминь! Глаголю вам:'
Аминь, аминь! Глаголю вам: Те дни мне милы и священны, Когда по Сороти брегам, То своенравный, то смиренный Бродил я вольно там и там; Когда вся живость наслаждений Во славу граций и вина, Свежа, роскошна, как весна, Чиста, как звуки вдохновений, Как лента радуги ясна, Во мне могучая кипела, — И я, счастливец, забывал: Реку, где Разин воевал, Поля родимого предела, Симбирск, и кровных, и друзей, И все, что правилось когда-то Моей фантазии крылатой, Душе неопытной носи. И та, кого моим светилом И божеством я называл, Кому в восторге нежно-милом Стихи и сердце отдавал; Та красота, едва земная, Та знаменитая жена, Многоученая, святая, Которой наши времена Сияют радостнее рая; Та, для кого не раз, не два Моя порочилась молва; Та красота, которой много Российской жертвовал Парнас… Когда туманною дорогой Брела поэзия у нас, Та благосклонная… вот чудо! Под вашим небом и во сне
