как пепел стал я. В сердце трепетном дрожал я. Трудно было мне дышать.Задержу ли ход я тучи? Я сорвался точно с кручи.«Царь Хваразмша — царь могучий. Зять прекрасный — сын его».Так царица говорила. Согласиться нужно было.Час судьба постановила низверженья моего.Весть Хваразмше посылаем: «Нет царевича над краем. Мужа дочери желаем, чтоб имела с ним детей. Если к ней пришлешь ты сына, примем здесь как властелина.Нежеланна ей чужбина. Пусть же он придет скорей».Вестник прибыл, с ним и дани, драгоценнейшие ткани. Весь исполнен обаяний, царь Хваразмша шлет слова: «Бог послал благословенье, наше выполнил хотенье. Ваше чадо — упоенье. Да пребудет век жива».К жениху опять послали. «Будь без горя и печали, — Через вестника сказали. — Приходи сюда скорей». В мяч играл я, утомился, у себя уединился. Дух печалью тяготился в скрытной горести своей.В сердце скорбь горела знойно. Точно нож там беспокойно Трепетал. Но гордо, стройно, принял весть я от Асмат. «Та, чей стройный стан — алоэ, шлет веление такое: Поспеши, мы будем двое. Твой да здесь увижу взгляд».На коне приехал к саду. За его прошел ограду: В сердце чувствую отраду. Перед башенкой, смотрю, Ждет Асмат. И ждет, и плачет. Вид такой не озадачит. Знаю я, что это значит. Ничего не говорю.Вижу лик ее суровый. Полон я печали новой. На устах застыло слово, — молча, плачет лишь, бледна. Раньше мне была улыбка. Ныне грусть трепещет зыбко. Это горькая ошибка, мне не лечит боль она.Мысль далеко — во вчерашней, в светлой радости всегдашней.Вот иду я с нею башней. И завеса поднялась.Я вошел. Луна сияла. В сердце вдруг утихло жало.Скорбь ушла. Но было мало в сердце счастья в этот час.Грусть и здесь владела кровом. Свет был светом, но суровым. Лик златой был скрыт покровом, что прекрасной я послал.Несравненное виденье, в том зеленом облаченье, Вся в слезах, в изнеможенье, полный росами фиал.Скорбь исчерпав полной мерой, — разъяренною пантерой, Что скалой крадется серой, вот не солнце уж она. Не луна, и не алоэ. Сел вдали я. В сердце — злое. Сердце вдруг копье сквозное. Села. Хмурит взор. Грозна.Говорит: «Дивлюсь, неверный, клятв ломатель беспримерный, Для чего, недостоверный, ты пришел, обман тая. Вижу, слабым был всегда ты. От небес дождешься платы. И ответишь им тогда ты». Я сказал: «Что знаю я?»Молвил: «То, о чем не знаю, без ответа оставляю. В чем теперь я прегрешаю? Ты ответь мне», говорю. Говорит в печали темной: «Что сказать мне, вероломный? Я в обиде неуемной, я обманутой горю.Что ж Хваразмша — нареченный? Ты советчик был смиренный.С клятвою твоей забвенной, там давал советы кто? Растоптав былое рвенье, весь ты в зыби измененья. О, когда б твои внушенья обратила я в ничто.Вспомни, вспомни, как, вздыхая, жил ты, слезы проливая, Как твоя недужность злая не нашла себе врачей. О, изменчивость мужчины. Ты отрекся, ты, единый. Отрекусь и я. Кручины будут чьи сильней и злей?Знай, хоть в этом ты лукавил, ты плохой совет составил:Кто бы Индией ни правил, буду править также я.Здесь не быть тебе, — пред богом, — ты пойдешь по всем дорогам.Иль убью я, в гневе строгом». Витязь вскликнул: «Жизнь моя!»Он сказал: «Услышав это от нее, как звук привета, Принял я упрек, и света власть во мне струилась вновь. Ныне нет в глазах сиянья. Как сношу существованье? Мир! Зачем мои терзанья? Пьешь зачем мою ты кровь?»В неге, с болью перевитой, на подушке на забытой,Вижу там коран раскрытый. Богу слава, в боге свет.«Солнце! — я сказал. — Сжигая, все ж даешь мне жить, златая.Я, тебе хвалы слагая, дать дерзну теперь ответ.Если ложь тебе скажу я, если хитрости сплету я, Пусть же небо, негодуя, вмиг сожжет меня в огне. Ничего не делал злого». Отвечает: «Молви слово». И ко мне добрее снова. Головой кивнула мне.Я сказал: «Коль, вероломный, я во лжи пребуду темной, Молний пусть огонь изломный существо пронзит мое. В чьем лице я солнце встречу? Лаской я кого привечу? Буду ль жить, и как отвечу, если ты вонзишь копье?»Ко двору меня позвали. Там мой дух застыл в опале. Что совет? Все раньше знали и решили мать с отцом. В чем я мог явить боренье? Множить лишь свои мученья. Я сказал себе: «Терпенье. Твердым будь в себе самом».Что мой дух свершить посмеет, если царь не разумеет, Что над Индией не смеет стать никто другой, — лишь я? С правом я лишь притязаю — быть царем родному краю. Кто придет сюда, — не знаю. В этом воля не моя.Я сказал: «То дело злое. Что-нибудь найду другое. Не тревожься, будь в покое». В сердце был я словно зверь. Я хотел бежать равниной, устремить полет орлиный. «Разлучусь ли я с единой? Вдруг ли взять тебя теперь?»Я для сердца продал душу. Башня — рынок. Все разрушу.Как волна бежит на сушу, я пришел, чтоб быть в огне.Дождь холодный стал теплее, роза красная нежнее.Жемчуг ждал, в коралле млея. «Что ж в неправом быть и мне?»Так, вздохнув, она сказала. Гнев устал, исчезло жало. «Да, в тебе измены мало. Бога чтишь и помнишь ты. Обо мне царя проси ты. Будем мы друг с другом слиты. Трон займем мы знаменитый, в крае, полном красоты».Разъяренность где пантеры? Вновь нежна она без меры. И кругом не сумрак серый, светит солнце и луна. Вот меня сажает рядом. И, лаская, светлым взглядом Предает меня усладам. Стих пожар, душа нежна.Возвещает: «Осторожный, не пойдя тропой тревожной, Лучший путь найдешь возможный, согласуя мысль с судьбой. Жениху прийти мешая, и царя тем раздражая, Что свершишь ты? Ссора злая растерзает край борьбой.А придет жених, — нам мука, нам терзанья и разлука. Вместо радостного звука, песня траура и зол. Нам страданья в грозной силе, им же блески изобилии. Не хочу, чтоб захватили персы власть и наш престол».Я сказал: «Да не случится, волей бога да свершится,Сватовство да отвратится. Если ж юноша придет,Он узнает где могила, как моя отважна сила.Сколько б с ним ни приходило, кончат в Индии свой счет».Отвечала: «Для любови я живу. Пролитье крови Не идет к моей основе. Так велит мой женский пол. Быть зерном раздора больно. Жениха убей, — довольно. Правосудно сделать вольно, чтоб и ствол сухой зацвел.Лев мой, вождь необычайный, да не будет смерть бескрайной.Жениха убей ты в тайной быстрой скрытности, один.За дружиной же дружину, убивая как скотину,Лишь умножишь ты кручину. Бремя крови — тяжесть льдин.Как убьешь его, так путы разомкнутся. И царю тыСкажешь: «С шеею согнутой для персидского ярма,Быть так — я не разумею. Будет Индия — моею.А коль мне разлучность с нею, — будет в граде бой и тьма».Что моей любви ты хочешь, скрой. Ты тем успех упрочишь. Счастье лишь на час отсрочишь. Будет царь молить вдвойне. Я в твои предамся руки. Будем царствовать без муки. Песнь одна в согласном звуке, я к тебе, и ты ко мне».Был согласен с ней я в этом, и обрадован советом. Меч пойдет мой за ответом к приходящему врагу. Встал. Хочу уйти, немею. Просит сесть, помедлить с нею. Я обнять ее не смею. Быть в отраде не могу.Медлил я еще мгновенье. Ухожу в отъединенье. В разум пало ослепленье. Предо мной идет Асмат. Плачу горько, слезы жгучи. Скорби выросли как тучи, И душой, в тоске тягучей, уходя, стремлюсь назад.Раб сказал: «Жених приходит». Горе горьких тайно бродит.То, к чему судьба приводит, если б знал он, был живой.Царь позвал, был светел взглядом. Мне велел садиться рядом.Мыслил — час ведет к усладам, и кивнул мне головой.Говорил мне: «День веселый. Как медовый сот тяжелый.Поработали тут пчелы. Свадьбы час не за горой.Раздадим-ка людям клады. Веселит подарок взгляды.Где дары, сердца там рады. Скупость — глупость, лик тупой.За сокровищами всюду я послал, и чудо к чуду, Принесли сокровищ груду. Да не медлил и жених. Хваразмийцы прибывают, наши их толпой встречают, И поля уж не вмещают столько полчищ, —сонмы их.Царь сказал:
