согласилась со мной…
Я на цыпочках отогрёл от окна и начал одеваться.
Интересно, куда это они собираются меня приглашать?
Я так задумался об этом, что надел рубашку задом наперёд.
Качаем буйной головой
На школьном дворе настоящее столпотворение.
Но это только так говорится — столпотворение. На самом деле никаких столбов здесь не творили. Стояла только одна радиомачта с красным флагом на верхушке.
Зато было очень много ребят. Может, тридцать, а может, и целых сто. Разве их можно пересчитать, если они носятся как угорелые? И шум стоял невообразимый.
Всё это и называется столпотворением.
Да ещё из школьного репродуктора на полную мощь гремела грустная песня:
Вот мчится тройка почтова-а-я
Вдоль по дороге столбовой.
Ямщик, уныло напева-а-я-а,
Качает буйной головой…
Аннушка, которая пригласила меня сюда, на минуту остановилась у ворот. Выслушала песню до конца, горестно покачала подстриженной головой:
— Очень хорошая песня… Даже плакать захотелось.
Я уже полез в карман за платочком, но она, выпустив мою руку, с весёлым криком бросил ась в школьное столпотворение.
А я стоял посреди двора и растерянно озирался. Хорошо, что, кроме меня, в школе оказался ещё один взрослый.
— Ты мне не скажешь, что всё это значит? — спросил я у подошедшей учительницы, Веры Николаевны. Мы с ней когда-то занимались в одном классе. Помню, я ещё в неё стрелял из резинки. За то, что не давала задачи списывать…
— Об этом ты у Аннушки спроси, — посоветовала Вера Николаевна. — Она обо всём знает.
— Спрашивал, — вздохнул я. — Только она ничего мне не сказала.
— Молодец Аннушка, твёрдый она человек, — похвалила её Вера Николаевна. — Ну что же, придётся тебе самому обо всём догадываться. Могу только сказать, что вся эта затея началась с письма Аннушкиной мамы…
— А я уже, кажется, догадался, и давно, — перебил я Веру Николаевну. — С сегодняшнего утра догадался.
— Ну и что же они решили? — заинтересовал ась Вера Николаевна.
— Сказать?
Я украдкой оглянулся — не собирается ли кто-нибудь подслушивать нас?
— Будете варить варенье… Верно?
Вера Николаевна кивнула головой и приложила палец к губам: молчи, мол!
— Но где же вы достанете столько фруктов? — негромко спросил я. — А сахар где достанете, а банки? А варить кто вам будет? А…
— Всё заключается в случайностях, — загадочно ответила мне Вера Николаевна. — Мы случайно прочли Аннушкино письмо, вчера случайно достали у председателя колхоза банки, сахар, меня случайно вызвали из отпуска.
— Всё это хорошо, — согласился я. — Но где вы достанете столько фруктов?
Вера Николаевна снова приложила палец к губам.
— Дело в том, что сегодня директор школы случайно придёт сюда — он тоже в отпуске — и скажет: «Вот вам, ребята, школьный фруктовый сад, вы в нём полные хозяева, делайте что хотите». Как видишь, всюду одни только случайности. А так никто из взрослых ни о чём даже не догадывается.
Я даже засмеялся от удовольствия: ну и хитрые же эти взрослые! Почти как я сам.
Но в это время кто-то дёрнул меня за рукав. Оглядываюсь — Аннушка.
— Что-нибудь случилось?
Аннушка извинилась — вот какая вежливая! — перед Верой Николаевной за прерванную беседу и протянула мне небольшой листик бумаги.
— Что это у тебя? –
— Стихи. Только что сочинила…
Беру листик в руки и читаю вот что:
Ребята с БАМа, пейте с чаем,
Берите ложкой и рукой.
Мы, за подарок отвечая,
Качаем буйной головой.
— Ну как? — застенчиво спросила Аннушка. — Правда, неплохо?
— Вообще-то первые две строки будто бы неплохие, — осторожно начал я, — При условии, что ребята с БАМа окажутся точно такими же поросятами, как и вы, — будут управляться с вареньем без ложек.
— А откуда тебе известно, что мы будем делать варенье? — перебила меня Аннушка и подозрительно посмотрела на Веру Николаевну. — Кто тебе об этом сказал?
Ну кто меня дёрнул за язык! Теперь придётся спасать и Веру Николаевну.
— Какое варенье? — сделав круглые глаза, поразился я. — Если я сказал — варенье, то это просто так, для примера… А вот вторые две строки у тебя, Аннушка, слишком уж грустные. Потом, скажи, пожалуйста, откуда ты научилась выдавать слова из чужой песни за свои собственные?
— Из какой песни? — теперь уже наступила Аннушки на очередь удивляться.
— Из той самой, в которой ямщик, уныло напевая, качает буйной головой,
— А-а… — вспомнила Аннушка. — Но ведь он только напевает, а у меня тут написано, что мы отвечаем за подарки и совсем не поём.
— Хорошо, — согласился я, — но когда вы отвечаете за подарки, что вы при этом делаете? Прочти, пожалуйста, последнюю строку.
Аннушка опустила голову и сказала:
— Качаем буйной головой…
— А ямщик что делал? — спросил я уже потише, потому что к нашему разговору начали прислушиваться новые Аннушкины, друзья во главе с воробышком Колей.
— Он делал то же самое… — Аннушка подняла голову и честно призналась: — Ты же знаешь, Володя, что я умею хорошо сочинять только первые две строки, а вторые две я ещё не пробовала ни разу. Вот если бы ты мне помог.
— Извини, Аннушка, сейчас мне некогда, — вежливо отказался я. — Но ты не очень-то унывай, а лучше представь себе, что первые две строки придумал кто-то другой, а тебе приходится их продолжать, — посоветовал я. — И у тебя обязательно всё получится, сама увидишь.
— Хорошо, я ещё подумаю, — согласилась Аннушка. Она подошла ко мне после собрания, на котором выступил директор школы. За ней следовали воробышек Коля с приятелями и приятельницами.
Теперь на листке было написано вот что:
Ребята с БАМа, пейте с чаем,
Берите ложкой и рукой,
Мы за подарок отвечаем
Своей весёлой головой.
— Пожалуй, немного веселее, — прочитав, сказал я. — Но могло быть и лучше.
— Ничего не лучше! — сразу же закричали мальчики и девочки; Коля кричал громче всех. — Очень даже хорошо, почти замечательно!
