Продавец протянул ему пачку бумаги и с улыбкой посмотрел ему вслед.
Через четверть часа Анрик уже вернулся в свою каморку. Он закрыл дверь на ключ, бросил пачку на кровать и достал оттуда несколько листов. Сначала он все никак не мог придумать, куда бы их положить. В крошечной комнатке не нашлось ни одного стола. Но Анрик был настолько захвачен своей идеей, что мигом нашел выход. Он освободил два стула и взгромоздил один на другой, так что четыре ножки теперь воинственно торчали вверх. На получившиеся козлы он водрузил один из плоских экранов, развешанных по стенам. Вся эта конструкция не отличалась особой устойчивостью, опираться на нее не стоило, но она вполне годилась для того, чтобы писать стоя. Анрик разложил листы бумаги на холодной гладкой поверхности экрана, взял ручку и коснулся чистого листа ее кончиком.
Сколько лет он вот так не держал в руке шариковую ручку? Пожалуй, с тех самых пор, как ребенком два года прожил у бабушки в Каркассоне. Она настояла, чтобы мальчик писал не понарошку, как другие дети, а действительно обучился этому устаревшему искусству, которое просуществовало столько веков подряд, столько дало людям, а ныне практически исчезло. Старушка с внуком сидели напротив высокого окна, выходившего на крепостную стену. Конечно, над величественным старинным городом возвышался обычный стеклянный купол, но это нисколько не нарушало средневекового очарования. Анрик очень любил свои мечтания и странствия с пером в руке. Когда он выводил извилистые линии на белой бумаге, которая когда-то была живым деревом, ему казалось, будто он бродит по старинным дорогам, гарцует во главе отряда слов, ведет целую армию фраз навстречу неведомым приключениям.
Купленная им бумага была не лучшего качества, желтоватая и неровная. Ручка тоже слова доброго не стоила. Но как только запястье напряглось, пальцы сжали перо, а глаза впились в блестящую поверхность листа, Анрик ощутил давно забытое наслаждение. Конечно, придется немного потренироваться, чтобы обрести былую сноровку. Буквы медленно, неуклюже ползли друг за другом, слегка подрагивая, словно тяжелый груз, готовый вот-вот обрушиться наземь. Управлять ручкой стоило таких усилий, что Анрик даже не подумал о том, что же, собственно, он собирается написать. Дойдя до конца первого предложения, он с облегчением поставил точку. А потом выпрямился и прочел вслух короткую фразу, начало которой было нацарапано вкривь и вкось, зато последние слова были выведены четко и прямо:
— Сегодня я, Анрик Пужолс, обрел свободу.
Глава 4
— ХВАТИТ, — прошептал Фрезер, — пора сматываться.
Он потянул Байкала за рукав, но тот не двинулся с места. Юноша все еще лежал на животе и наблюдал за происходящим в деревне. Переведя свои спутниковые очки в инфракрасный режим, он смог подробно рассмотреть все разрушения.
— Такое впечатление, что деревню бомбили.
— Ясное дело, бомбили! И похоже, совсем недавно.
— Значит, это не вон те типы на них напали?
— Да нет же, — вздохнул Фрезер, — это мародеры, племя такое.
— Мародеры?
— Они себя как-то по-другому называют, но мы все зовем их мародерами. Они заявляются после бомбежек, грабят, что осталось. Бывает, и первыми тоже нападают, но редко.
Вдруг из деревни донеслись пронзительные крики. Мародеры толпой ринулись к дому, уцелевшему после бомбардировки.
— Пошли отсюда, — не унимался Фрезер, — у этих гадов есть собаки, и если они нас учуют...
Байкал перевел свои очки в режим бинокля и направил на дом, откуда слышались крики. Вход был закрыт обгорелым бревном. Крики становились все громче, за бревном происходила какая-то возня. Наконец на пороге показалось несколько человек. Они прямиком направились к небольшой квадратной площадке, блестевшей от жидкой грязи. Байкал не сразу разглядел посреди этого сборища женщину, которая стояла на четвереньках и истошно кричала. Мародеры окружили ее со всех сторон и били руками и ногами, не давая выбраться из круга.
— Что они хотят с ней сделать? — вскричал Байкал.
— Ты о чем? — спросил Фрезер. — зрение-то у меня неважное.
Тут он увидел у Байкала очки и попросил примерить. Юноша подумал, что в режиме бинокля они, пожалуй, не вызовут особых подозрений, снял их и протянул Фрезеру. Очки все еще были сфокусированы на сцене расправы. Особый механизм автоматически сохранял фокус вне зависимости от движений головы. Фрезер даже присвистнул от восхищения.
— До чего четко! И картинка совсем не движется!
Но Байкал никак не мог забыть о том, что происходило внизу.
— Что они с ней сделают?
— А, ты об этом, — протянул Фрезер, заметно поскучнев.
Насколько он был в восторге от очков, настолько же мало его волновали обычные для этих краев жестокие нравы.
— И далась она тебе, — сказал он, покачав головой, — поразвлекутся с ней по очереди. Если только главарь не заберет ее себе.
— А потом?
— Потом? Конечно, оставят в рабынях.
— У них что, есть рабы?
— А ты как думал? Станут мародеры сами еду готовить и поклажу таскать!
— А где они тогда?
— Ты о ком?
— О рабах.
— Черт, не поведут же они их с собой на дело. Не удивлюсь, если у этих гадов тут поблизости лагерь. Награбят, сколько им надо, и вернутся туда с добычей. А завтра снимутся и уйдут. Они редко сидят на одном месте.
Резкие порывы южного ветра доносили запах горелой пластмассы и гниющих трупов. Фрезер снял очки, потирая глаза. Но почти в ту же секунду поднял палец и сделал Байкалу знак прислушаться.
— Ты слышал? — прошептал он.
Глухой шум доносился уже с другой стороны, слева от деревни, откуда-то совсем недалеко от них. Это лаяли собаки.
— Ну вот, что я говорил! — закричал Фрезер, вскакивая, — у них же собаки! Наверняка в округе шастает еще целый отряд.
На этот раз Байкал не заставил себя упрашивать. Они несколько часов подряд прошагали быстрым шагом, но никого не встретили.
Когда стемнело, путники сошли с тропы, углубились в заросли папоротника, а оттуда набрели на ровную поляну, где и разбили лагерь. Фрезер развел огонь. Байкал вытащил свои походные котелки и приготовил ужин из припасов, хранившихся у него в рюкзаке. Концентрированные блюда, которыми его снабдили до отъезда из Глобалии, позволяли воссоздать не только вкус, но и форму разных продуктов. После жарки белковая паста загустевала и почти не отличалась по виду от соевого бифштекса. Что же до гранулированного картофеля-фри, то он и вовсе был как настоящий. Все это путники запили очень неплохим растворимым бордо.
Полная луна то появлялась, то исчезала за полупрозрачными тучами, которые там, в высоте, гнал куда-то порывистый ветер. Ниже он ослабевал и ласково трепал верхушки деревьев. А у самой земли веял лишь теплый, едва заметный ветерок. Байкал погрузился в свои мысли. Он именно так все себе и представлял, когда рвался в антизону. Это было как раз то, к чему он стремился, как раз то, что ему хотелось разделить с Кейт. Подозревал ли он, что увидит мародеров, Фрезера, захваченных в плен женщин? Он признался себе, что да. Несмотря на все ужасы, которые здесь творились подчас, этот мир все еще завораживал Байкала.
