и рванула меня вперед....Видел я только эту харю,оболгавшую всю артель.Может, я по ней не ударил,только помню, что бил, как в цель...Об этом я вспомнил совсем не напрасно,я знаю, как ярость за сердце берет.А это ж — та самая ненависть класса,с которым дышу я и строю завод.Я знаю завод с котлована, с палатки,с чуть видимой дымки над каждой трубой,здесь каждый участок рабочей площадкисроднился с моей невеликой судьбой.За мною немало тореных дорожек,я волей не беден и силой богат,а в душу как гляну суровей и строже —не чую покоя и славе не рад.Живу как живется, пою без разбора,дружу с кем попало и бью невпопади даже к победам, горя от задора,иду, останавливаясь, наугад.Завод в котлованах — под бурями начат,в работе растет он железным, в борьбе...И это, пожалуй, всё то же и значит,что я говорю вам сейчас — о себе.Я верности вечной не выучен клясться,не скажешь словами, как сердце поет.Я вижу — вы юность железного класса,с которой отныне пойду я вперед.
1932
Стихи о первой родине
1Целый брод обычнейшей волынки.Отпускная... Станция... И вновьбудет все готово без .запинки,до прощальных и обычных слов.Предпоследней отправной заботойпуть к вокзалу и далек, и сух.Все ребята будут на работе,попрощаться не с кем, недосуг.Поезд быстр, гремуч и непокорен,и когда заря хранит запал,город отступает за предгорья,чтобы через месяц выступать.Двое суток под вагонной крышей...И выплывет вовремя, наконец,теплое курганское затишье,трактовой запевки бубенец.Степь лежит ровна, как на тетрадке,по низовьям рыбная вода.И хорошим окончаньем трактасосны закачаются тогда.Девки, погремитеканителью песен,старые знакомки,молодой ровняк,чтобы здесь звенело,грохало за лесом!Или позабылипрежнего меня?Парни приветствиеза руку отметят,протолкуют бережнодо вечерних рос,может, молча требуядолгом беседысамых первосортныхбелых папирос.Росница вечерняя,прозрачная порошасвежестью сливаетсяв улицы, и вотнаши запевкиневодом хорошимвечер и деревнювзяли в обход.2Зарей самобытен и вечен,хозяин бесед и огней —
