радиационной безопасности. — Нет, лучше всё крыльцо полиэтиленом затянуть. И полог из него же двойной… Нет — тройной сделать! Душ под дегазационную камеру переоборудовать, и перенести его прямо ко входу в дом, а то до укрытия приходится почти три десятка метров шагать…»
— Проснулся, лапочка?! — Ирка заглянула в комнату. — Скажи, а можно это, — чмокнув меня в щёку, она бросила недовольный взгляд на автомат, — в комнате не держать? Я боюсь, Илюшка его случайно достанет…
— Нет, нельзя! — Резоны жены я отлично понимал, в отличие от её недавно появившейся нелюбви к оружию, хотя в пору нашего женихания она спокойно ездила со мной в тир, где с удовольствием «бахала» из чего-нибудь не слишком крупнокалиберного, вроде биатлонной винтовки или «марголина».
— Ну в шкафу в холле его храни, — заканючила Иришка.
— Война на дворе, лапушка! — как можно более жёстко сказал я, застегнул ремень и, подхватив «калаш», направился к выходу из комнаты, давая тем самым понять, что дискуссия прекращена в одностороннем порядке. Обычно любимая на такое поведение сильно обижалась, но тут стерпела и ничего не сказала. Видимо, всё-таки понимала, что в вопросах войны и выживания у бывшего офицера опыта всяко больше, чем у филолога.
В столовой, кроме жены Витальки, находились ещё четыре женщины, в одной из которых я опознал мадам Огоцкую, жену Фёдора, питерского бизнесмена-строителя, заведовавшего в настоящий момент возведением укрытий для местных жителей и беженцев. Все, кроме Ярославы, сидели на диванах и говорили, насколько я мог судить, о каких-то хозяйственных проблемах.
— Вась, кофе с молоком? — окликнула меня хозяйка.
— Ага. А Виталик где?
— В штаб уехал, в Торжок, — как о чём-то само собой разумеющемся сообщила она. — К одиннадцати быть назад обещал. Если надо, можешь по радио с ним связаться. Станция у нас в комнате стоит.
«Барышни» на время замолчали, но когда я сел за стол, а Ярослава поставила передо мной тарелку с жареными сосисками, хлеб, баночку горчицы и кружку с горячим кофе, одна из них внезапно спросила:
— Василий, как там?
О чем идёт речь, я понял сразу, без дополнительных пояснений:
— Плохо, но не так страшно, как могло бы быть. Но Москву мы только в бинокль видели. Людей, кого нашли, до Солнечногорска довели. Там военные порядок пока поддерживают. А у вас как день прошёл, уважаемые? И, кстати, может, познакомимся, наконец?
— Александра, — первой отреагировала Стоцкая.
— Марина Кораблёва.
— Марина Ушицкая.
«Мэри Ка и Мэри У. Шатенка и рыжая», — быстро приклеил я «ярлычки для унутреннего потребления».
— Галина Пайкова, — представилась, наконец, расспрашивавшая меня дама.
— А меня, как вы уже, наверное, знаете — Василий Заславский. Можно без отчества, — и давая понять, что официальная часть закончена, ухватил со стола вилку и принялся за еду.
— Вась, на, — Ярослава поставила передо мной бокал с рубиново-красной жидкостью. — Виталька сказал — вам теперь положено.
«Хм, неплохое вино! — отметил я, пригубив. — Наверное, абхазское, — оно теперь самое распространённое из сухих…»
— До дна давай! — строго распорядилась жена друга. — Минимум сто пятьдесят граммов в день положено! Да и ГАИ теперь нет, права отбирать некому.
Отказываться от такого настойчивого предложения было как-то не с руки, к тому же со свободными радикалами бороться нам всё одно необходимо, так что я осушил бокал и вернулся к завтраку. А то чёрт его знает, когда в следующий раз поесть придётся — за весь вчерашний вечер кроме пары шоколадок под коньяк, перепавших в оружейном магазине, я так ничего и не съел.
Женщины вернулись к своим, чисто женским разговорам, а я, управившись с завтраком и выпив кофе, вышел во двор.
Ребятня помладше тусовалась в большой беседке. Кроме Илюшки и Яна я насчитал ещё четверых — трёх девчонок и совсем мелкого карапуза, ползавшего вокруг ребят на четвереньках.
Несмотря на умилительность сцены, мне она совсем не понравилась. Резко развернувшись, я вернулся в предбанник и, отыскав принесенные вчера вечером мои вещи, достал из сумки — «мечты оккупанта» солидный деревянный чемоданчик, примерно полметра длиной и сантиметров тридцать шириной, крайне «армейского» вида. «Теперь бы ещё понять, что и как тут работает? — Щелкнули замки, и подарок старлея Колмогорова открылся. — О, вот и инструкция! Так, „Измеритель мощности дозы“… Суровый аппарат, блин! Если метко бросить — и динозавра пришибить можно… Это что? Внешний блок питания — если что, можно от автомобильного аккумулятора запитать… „Технические данные“… „Питание прибора осуществляется от 3 -х элементов КБ-1…“ Это что ещё за зверь? Ну-ка, что-то вроде пальчиковых, если судить по размеру отсека для них, но длиннее… Бла-бла-бла… „обеспечивает непрерывную работу прибора… в течение не менее 55 часов при использовании свежих элементов (срок хранения не более одного месяца)“… Блин! А где они сами? Принципиальная схема… Вот — „Подготовка к работе“! „Установите источники питания“… Они что, издеваются? Спокойнее, не нервничай! В крайнем случае — за аккумом схожу… В коробке пакетики с этим, как его? Силикагелем, вот, лежат — следовательно, прибор на длительном складском хранении был, а батарейки столько не хранят, значит что? Правильно, тащ капитан! Значит, питание должно лежать отдельно!»
Поставив ящик с рентгенометром на банкетку, я принялся копаться в сумке и буквально через пять секунд обнаружил тяжёлый свёрток с батарейками. «Дата изготовления — 5.2008» — гласила надпись на маленьком листочке бумаги. «Чёрт, просроченные!» Россыпь чёрных цилиндриков напомнила мне что-то из детства. «Точно, когда „квадратные“ батарейки потрошили, там внутри было три таких элемента!»
Заметив на полу детскую машинку, я подобрал её и, торопливо открыв батарейный отсек, вытряхнул на ладонь два «пальчика».
«Чуть ли не на сантиметр длиннее и миллиметров на пять толще! — я приложил батарейку к продукции советской оборонки. — Это нормально — можно проставку сделать. Было бы куда как хуже, если бы военные меньше были».
Пять минут спустя я вышел на крыльцо с включённым прибором. Для начала выставил первый диапазон, показывавший радиацию в рентгенах в час, но стрелка даже не шелохнулась.
«Теперь пойдём ниже», — два щелчка, и прибор теперь показывает дозу в диапазоне от пятидесяти до пятисот миллирентген. Стрелка качнулась и остановилась на отметке «350».
«Твою ж мать!» — хотя ничего неожиданного не произошло, я тем не менее огорчился. Скорее не от того, что радиация, а от крушения подспудной наивной мечты, что вдруг это всё фигня, и ветер радиоактивную гадость мимо пронесёт…
— Сударыня! — окликнул я присматривавшую за «мелочью» женщину. — Давайте ребятишек в дом отведём!
— Папа! Папоська! — Илюшка взлетел с пола беседки, словно подброшенный мощной пружиной, и со всех ног кинулся ко мне. — Папоська, а почему мы на речку не пошли? А ты на работу уехал? А ты все дела сделал? Поиграешь с нами? — Эти и миллион других вопросов обрушились на меня.
— Сына, цыц! — шутливо прикрикнул я на него, прижимая маленького почемучку к себе. — Бери машинки и зови всех-всех-всех друзей в дом — будем вместе играть и веселиться!
— А это Саша, Алина и Ирися, — принялся тем временем представлять своих товарищей сын. — Янек… Ну, его ты знаешь, в общем-то… — сынуля иногда употреблял в речи «взрослые» обороты, и это всегда было уморительно до невозможности. Вот и сейчас он после этой фразы состроил задумчивую рожицу и потеребил нижнюю губу, словно вспоминая, а действительно ли я знаю Яна.
Виталькин сын, услышав, что говорят о нём, встрепенулся:
— Дядя Вася, а в какую игру мы будем играть? Железную дорогу сделаем?
— Конечно! И вокзал построим!
Малышня зашебуршилась, и все принялись собирать игрушки, а Илюшка, сграбастав пластмассовый экскаватор, со всех ног полетел к дому, оглашая окрестности радостными криками:
