горизонтом поднимались багровые отсветы печей 'Униона'. Родион Герасимович представил закономерность жизни, которой все следовали, начиная с него, когда уходили от предназначенной судьбы. И он ушел от матери и отца и, оторвавшись от родного корня, расплачивался за свободу, пролив кровь, проломив голову сопернику-артельщику. Только создал это хозяйство, как стал отрываться сын; Сашка не побоялся ни подземного черта, ни ученой жены, надеялся, что под ногами прочная опора, хутор Родиона Герасимовича. Потом улетел Макарий. На очереди последний слеток... А Господь сверху глядит и говорит себе: все кончается, все повторяется.
Наконец-то приехали Анна с Москалем и Виктором и стали совещаться, кому отправляться за несчастным.
Хведоровна сказала, что уже много дней подряд Макарий плохо ей снился, и она говорила об этом Павле, собиралась заказывать священнику молебен, но Родион Герасимович посчитал, что хватит и свечки.
- Може, ты поедешь? - спросила старуха Анну. - Старого страшно пускать.
- Тогда уж мне ехать, бабушка, - сказал Москаль. - Пассажирские поезда нынче не того... Не успевают перевозить военные грузы. Доездились!
- То було бы краше, - кивнула Хведоровна. - А мы грошей дадим, я две курки сварю...
Москаль почесал свой утиный нос, усмехнулся и спросил:
- А три не сварите?
- Та хоть задавысь! - воскликнула Хведоровна. - Не две дам, а двадцать две.
- То ты верно рассуждаешь, Хведоровна, - сказал Родион Герасимович. Надо будет клетку-другую с курями захватить. Раз в тех краях туго с харчами, мы дорогу оправдаем. А ежели понадобится, можно курчонка в подарок поднести.
- Давай уж целый вагон загрузим, - сказал Москаль.
Он встал, вытащил из-за божницы старый календарь и принялся листать.
- Я поеду, - решила Анна. - Я мать, мне никто не посмеет отказать.
Родион Герасимович посмотрел на Москаля, заглянул в календарь и спросил:
- Не повезешь клетки, да?
- Не с руки, - ответил Иван Платонович, перелистывая страницу. - Хм! Вот вам... - Он протянул календарь Родиону Герасимовичу.
- Что? - вымолвил тот, прищурясь. - Прибавь свету.
- Воздухоплавание, портреты первых погибших авиаторов...
- Макарий, слава Богу, живой, - сказал Родион Герасимович. - И две клетки не велик труд. Мы доставим прямо на станцию. - Поглядев на Виктора, поворачивающего фитиль в лампе, остановил его: - Не надо...
- Скоро весна, тепло настанет, - ласково-настойчиво произнесла Хведоровна. - Выведем его на баз. Под солнечко... Ну, Москалик, не суперечь! - Она сильно потрепала Ивана Платоновича по плечу.
Москаль вытерпел эту крепкую ласку и повторил, что поедет в Москву, только без торговой цели.
- Ну что ты к нему прицепилась как репей?! - сердито воскликнул Родион Герасимович. - Я сам поеду. Витька, со мной пойдешь?
- Нет, ему учиться, - возразила Анна.
- Подождет учеба, - отмахнулся Родион Герасимович - Ученых кругом пруд пруди...
Москаль отложил календарь, повернулся к Хведоровне и сказал:
- Как, матушка, ты только дерешься али и кормишь гостей?
- А як же! - усмехнулась Хведоровна-Улюбленное мое дело гостей годувать смаженными курчатами.
Они двинулись в Москву уже в марте, переждав дома бурные события. На станции прямо на перроне играл духовой оркестр пожарной команды, жарко припекало солнце, суля раннюю весну и как будто посылая всевышнее благословение небывалому для страны обретению свободы. Виктор шел в распахнутой шинели, краем глаза видел свой красный бант, улыбался, ожидая чего-то. Он был избран членом гимназического комитета, вошел в комитет общественной безопасности, дал телеграмму на имя председателя Государственной Думы, в которой говорилось: 'Приветствуем Новое Правительство, вводящее свободную Россию в новую гражданскую жизнь, и приложим все усилия к воспитанию подрастающего поколения в духе свободы, правды и добра'. Виктор не совсем понимал, о каком подрастающем поколении написал, но ему было хорошо, славно и хотелось делать хорошее.
Рядом с Виктором широкими шагами шла Павла, Родион Герасимович немного отстал.
Раздались крики:
- Поди! Дорогу!
По перрону везли на тележке ящики с бутылками; высокий бородатый казачина в сером казакине, сбитой на затылок фуражке шагал за тележкой и громко спрашивал:
- Кому вина? Чистое изюмное!
Родион Герасимович оглянулся, спросил цену и заохал.
- За нову жизнь не грех, - ответил казачина.
Оркестр играл вальс 'Березка', увлекал души. Казачина поставил тележку, поднял над головой бутылку и кружку:
- Кому?!
'Провокация! - подумал Виктор. - Сейчас напьются, начнут громить'.
Возле вагона крестьянин размахивал смушковой папахам, кричал:
- Примите нас, младших братьев, в объятия любви и свободы! У младшего брата всего есть вдоволь: хлеба, сала и молока.
- С ума посходили, - буркнула Павла. - Сидайте скорее! Где вы там, хозяин, плететесь?!
Они остановились возле рельсов. Справа уже надвигался паровоз, стучавший и пыхтевший. Виктор заметил гимназическую фуражку, остановил младшеклассника, велел ему срочно бежать в комитет общественной безопасности, чтобы там запретили продажу вина.
- Тю! - засмеялась Павла. - Та разуйте очи! Кому оно сдалось, это вино!
И верно - никто не обращал внимания на казачину с тележкой.
- Тогда не надо, - сказал Виктор, и они вернулись к Родиону Герасимовичу, караулившему чемодан и корзины и сердито заругавшемуся на внука. Вагоны медленно проплывали мимо. Пассажиры во все глаза смотрели на станцию, на Виктора с бантом, на оркестр, в их взглядах читалось веселое любопытство.
- Куда ж вы едете?-покачала головой Павла. - Хозяйство кидаете на произвол судьбы... А вдруг лихие люди захочут к нам пожаловать, кто оборонит?
- Павла! - прикрикнул Родион Герасимович, сильно волнуясь и семеня на месте возле дверей остановившегося вагона. - Корзину давай!
Оркестр грянул торжественно-рыдающе 'Прощание славянки'. Павла схватила корзины, придвинулась к хозяину. Виктор подхватил чемодан. В ожидании все напряглись и нацелились на отворяемые кондуктором двери. В одной из корзин покрытые холстиной две курицы тоже встревожились и закудахтали.
Усатый кондуктор с красным бантом грозно спросил:
- У кого живность? С живностью не дозволяется.
- Ах ты, царский генерал! - воскликнула Павла и пошла вперед. - Что ж, прикажешь народу голодувать? От мы тебя сейчас подвинем!
Неожиданно кондуктор стушевался, она поднялась с корзинами в вагон и горделиво оглянулась.
Поезд стоял несколько минут. Казалось, он увозит Виктора в неизвестное прекрасное будущее. Вот дернуло, стали отходить назад головы людей на перроне, машущая рукой Павла... Вперед, с Богом!
Макарий помнил, что патрулировал вдоль фронта на высоте три тысячи метров на быстроходном 'Ньюпоре-ХVII'. Противника не встретил и, устав оглядывать небо, на последнем бензине возвращался к себе на аэродром. Мотор обрезало. В тишине он планировал, слыша свист воздуха. Пулемет с верхнего
