принял его обещания и даже предлагал «немного авансом» наградить конструктора.
В дальнейшем Таубин за спиной наркомата договорился с моторостроителями об утолщении стенки мотора, к которому крепится пушка. Хотя изменение толщины стенки на качественные характеристики мотора не повлияло, вопиющее нарушение дисциплины бросалось в глаза. Когда Сталин узнал об этом, он возмутился. Ему объяснили причину, но это его не удовлетворило. Нарком Шахурин получил выговор с предупреждением. Таубин вскоре был арестован и погиб.
Его пушка, доведенная конструктором Нудельманом, все же была принята на вооружение и считается лучшей авиационной пушкой военного времени. Сталин знал, что «пушка Нудельмана» — таубинское детище, но на судьбе самого Таубина это не сказалось.
Еще более катастрофические последствия могло иметь решение Наркомата обороны в начале 1941 года о прекращении выпуска винтовок образца 1831–1930 годов (драгунских) и замене их самозарядными (СВ). При стрельбе из СВ не надо было каждый раз передергивать затвор, достаточно было просто нажимать на спуск. Но она была более сложной в обслуживании и тяжелой. А главное — оружейные заводы не были готовы выпускать СВ в миллионных объемах.
Комиссия же под председательством Молотова приняла решение больше не производить «устаревшие винтовки». Куратор оборонной промышленности Вознесенский оказался не в курсе вопроса и поддержал Наркомат обороны.
В итоге могло бы случиться так: после начала войны, когда склады вооружений РККА в приграничных районах оказались потерянными и утрачено большое количество винтовок во время отступления, военная промышленность была бы не в состоянии обеспечить армию стрелковым оружием.
Руководители Наркомата вооружений Б. Л. Ванников, В. М. Рябиков, И. А. Барсуков обратились к Вознесенскому. Тот в грубой форме (он любил резкие выражения) потребовал прекратить «саботаж и волокиту» и немедленно выполнять решения комиссии.
Тогда Ванников, преодолевая страх, позвонил Сталину. Он знал, что, если не позвонит, — будет вскоре обвинен в узковедомственном эгоизме и нежелании перестраивать производство.
Сталин был согласен с решением комиссии, но выслушал доводы наркома и сказал:
«— Ваши доводы серьезны. Мы их обсудим в ЦК и через четыре часа дадим ответ.
Мы не отходили от телефона, ждали звонка. Ровно через 4 часа позвонил Сталин. Он сказал:
— Доводы Наркомата вооружения правильны, решение комиссии товарища Молотова отменяется»389.
Так завершилась эта история. В ней отразился весь дух того времени, полного самоотверженности и жестокости.
Узнав от Ванникова о решении Сталина, Вознесенский удивился: почему тот не договорился с ним, а обратился прямо к вождю?
Вознесенский погиб после войны, потому что сам нарушил сталинский негласный уговор: никогда не скрывать правду. Но об этом — в свое время.
К 1941 году оборонная промышленность СССР выпускала все виды вооружений, которыми была достигнута победа в войне. Новой техники во время войны СССР создавать не мог, но задела 1930-х годов хватило.
В мемуарах Черчилля есть страница о начале предвоенных исследований ядерного оружия. О том, что тогда было в СССР, британский премьер не знал.
В марте 1938 года ряд ученых направили Молотову письмо, в котором были следующие строки: «Развитие работ по ядерной физике в Союзе получило уже большую поддержку со стороны Правительства. Был организован ряд ядерных лабораторий в крупнейших институтах страны: ядерные лаборатории в Украинском физико-техническом и в Физическом институте Академии наук СССР, усилены лаборатории Радиевого института»390.
Авторы, среди которых были академики и профессора А. Иоффе, И. Курчатов, А. Алиханов, И. Скобельцын, Л. Арцимович, просили ускорить работы по атомной тематике.
В ноябре 1938 года было принято постановление президиума АН СССР «Об организации в Академии наук работ по исследованию атомного ядра».
Осенью 1940 года сотрудники Физико-технического НИИ Академии наук Украины В. Маслов и В. Шпинель направили записку в Бюро изобретений НКО СССР на создание атомной бомбы. Они опередили время, но предложенное ими техническое решение было верным.
В дальнейшем атомная проблема находилась в зоне повышенного внимания кремлевского руководства и разведки. Поэтому когда вопрос об атомной бомбе потребовал принципиальных решений, Сталин оказался к ним готов.
К началу 1941 года было изготовлено 11 ракетных установок, получивших наименование БМ-13 (боевая машина, снаряженная 132-миллиметровыми реактивными снарядами). Ее народное имя — «катюша», перекликающееся с удивительной песней на слова поэта Михаила Исаковского о девушке Катюше, обращающейся к своему возлюбленному:
Пятнадцатого июня 1941 года состоялся смотр новой техники Красной армии. В присутствии членов правительства и военачальников четыре БМ-13 дали ракетные залпы. Сталин санкционировал немедленное серийное производство «катюш». 21 июня, за день до начала войны, было принято решение о всемерном развертывании полевой реактивной артиллерии. 14 июля 1941 года первая в мире батарея полевой реактивной артиллерии капитана И. А. Флерова нанесла мощный удар по немецким войскам на железнодорожной станции Орша в Белоруссии391.
Но не надо обольщаться. Обеспечение РККА новой техникой накануне войны было не то что неудовлетворительным, а катастрофическим.
Так, по плану 1941 года намечалось выпустить танков «KB» и «КВ-2» — 1200, а «Т-34» — 2500, а в Красной армии с 1 марта формировалось 29 механизированных корпусов. При таком плане выпуска танков формируемые мехкорпуса могли быть укомплектованы танками «KB» и «Т-34» не ранее 1945 года392.
Маршал Захаров считал, что Генеральный штаб совершил большую ошибку: надо было формировать мехкорпуса исходя из реальных возможностей промышленности.
Советские ВВС, несмотря на увеличение выпуска новых самолетов в 1941 году, тоже только начали получать новые типы крылатых машин (Пе-2, Су-2, Ил-2, МиГ-3, ЛАГГ-3, Як-1). Из 348 авиаполков 106 находились в стадии формирования.
В первой половине 1941 года РККА находилась в стадии глубоких перемен и ее состояние, подчеркнем это, диктовало Сталину крайне осторожную политику.
Это же касалось и оборонительной линии («линии Сталина») вдоль старой границы 1939 года. Она состояла из двадцати одного укрепленного района (УР), ее называли несокрушимой и сравнивали с «линией Мажино».
Долгое время бытовала версия, что после переноса границы УРы были разрушены, а новые не успели построить, и якобы поэтому немецкие войска легко преодолели приграничную территорию.
На самом деле «линию Сталина» никто не разрушал. К 1939 году после инспекции Наркомата обороны и НКВД было установлено, что практически все доты, досы, орудийные капониры небоеспособны. Так, Берия сообщал Ворошилову 5 января, 17 января и 13 февраля 1939 года о вопиющих недостатках в строительстве оборонительных сооружений.
Тем не менее УРы были сохранены и некоторые в 1941 году оказывали серьезное сопротивление. (Карельский УР был ядром обороны Ленинграда с севера до 1944 года.)
