две такие стратегические операции!
Несмотря на то что операция «Марс» не увенчалась успехом, она повлекла за собой тяжелые последствия для германской армии, что отразилось на решающих сражениях 1943 года. В результате понесенных потерь 9-я германская армия надолго потеряла должную боеспособность. Поэтому операцию «Цитадель» (на Курской дуге) немцы перенесли с мая на июль. Однако и в июле немецкое наступление на севере Курской дуги быстро утратило силу.
На фоне Сталинградской победы операция подо Ржевом осталась незамеченной и практически не освещенной в советской историографии, словно в ней было что-то такое, к чему не надо было привлекать внимание. Молва объясняла приказ Сталина, направившего Жукова подо Ржев и оставившего Василевского под Сталинградом, желанием Верховного лишить Жукова лавров победителя в битве на Волге. Но эта версия лишена смысла. К тому же прибавим, что по итогам Сталинградской операции именно Жуков наряду с Василевским и другими командующими фронтами был награжден полководческим орденом Суворова. На ордене Жукова стоял номер один. (Старые же маршалы, Ворошилов, Буденный, Тимошенко, тогда не получили никакой награды.)
Трудно представить, что в тяжелейшей обстановке лета 1942 года Сталин мог заниматься чем-либо иным, кроме военных дел. Но наш герой в это время посчитал важнейшим для себя делом дважды встретиться с драматургом Александром Корнейчуком и отредактировать его пьесу «Фронт». Конечно, Корнейчук не был рядовым литератором, перед войной он занимал пост председателя Союза писателей Украины, а с 1941 года служил в политуправлении Юго-Западного фронта. И все же, с одной стороны, сталинградская драма, а с другой — какая-то вымышленная история…
Однако вымышленная история под руководством Сталина быстро превратилась в живую повседневность. Сюжет пьесы заключался в том, что командующий фронтом генерал-лейтенант Горлов, храбрый участник Гражданской войны, а на сегодня отставший от жизни невежественный военачальник, сталкивается с молодым, хорошо образованным генерал-майором Огневым. Огнев начал войну полковником, командовал дивизией, потом армией. В штабе Горлова — льстецы, подхалимы, самодовольные хамы, пьянство, можно сказать, почти атаманщина.
Огнев открыто противостоит не только Горлову, а всей тенденции. По первому варианту пьесы, он самостоятельно разрабатывает свой план операции и, никого не ставя в известность, осуществляет его с успехом. То есть совершает должностное преступление во имя борьбы с недостатками Горлова.
В отредактированном Сталиным варианте Огнев передает свой план члену Военного совета фронта Гайдару, а тот — в Москву. План блестяще воплощается, Горлов снят с должности, Огнев назначен на его место.
Вроде бы ничего особенного, не Шекспир. Но Сталин лично редактирует, дописывает отдельные монологи, заостряет главную мысль. Теперь член Военного совета Гайдар произносит вписанный вождем текст: «Сталин говорит, что нужно смелее выдвигать на руководящие посты молодых, талантливых полководцев наряду со старыми полководцами, и выдвигать надо таких, которые способны вести войну по- современному, а не по старинке, способны учиться на опыте современной войны, способны расти и двигаться вперед… Надо бить их, этих самовлюбленных невежд… заменить их другими, новыми, молодыми, талантливыми, иначе можно загубить все великое дело»463.
Когда Сталин редактировал действия литературного героя Огнева, он явно видел перед собой реальных генералов, которым он отдал много власти. Он хотел объясниться с ними, чтобы они поняли логику момента и не совершали непоправимых ошибок.
После публикации пьесы в «Правде» (24 и 27 августа 1942 года) неожиданная реакция появилась не с той стороны. 28 августа Тимошенко прислал телеграмму:
«Тов. Сталину.
Опубликованная в печати пьеса тов. Корнейчука „Фронт“ заслуживает особого внимания. Эта пьеса вредит нам целыми веками, ее нужно изъять, автора привлечь к ответственности. Виновных в связи с этим следует разобрать. Тимошенко».
Старый кавалерист, конечно, не знал, кто соавтор пьесы.
Тогда Сталин потребовал на одном из совещаний мнения генералов о пьесе. Жуков сообразил уклониться от прямого ответа, сказав, что не успел прочитать. Но Конев откровенно признался: «Очень плохое. Если плохой командующий, в нашей власти его снять. Но когда командующего фронтом шельмуют, выставляют, высмеивают в произведении, напечатанном в „Правде“, это имеет не частное значение, речь идет не о ком-то одном, а бросает тень на всех».
Это говорил тот самый Конев, которому Верховный «каялся» еще совсем недавно: «Сталин — честный человек…» Вождь заявил генералу: «Ничего вы не понимаете. Это политический вопрос, политическая необходимость. В этой пьесе идет борьба с отжившим, устарелым, с теми, кто тянет нас назад. Это хорошая пьеса, в ней правильно поставлен вопрос».
Коневу следовало бы согласиться, но он ввязался в спор, указывая на ошибки Корнейчука. Чтобы прояснить свою позицию, он уточнил: «Я скорее из тех людей, которые подразумеваются под Огневым, но в пьесе мне все это не нравится».
И тут Сталина понесло: «Ну да, вы Огнев! Вы не Огнев, вы зазнались. Вы уже тоже зазнались… Вы, военные, все понимаете, вы все знаете, а мы, гражданские, не понимаем, мы лучше вас это понимаем, что надо и что не надо»464.
После публикации «Фронта», многих рецензий-подсказок и выволочки Коневу на всех уровнях правящей группы должны были понять, кто выдвигает и поддерживает реальных Огневых и почему начальный период войны был так трагичен. Плохо, хорошо ли, но Сталин объяснился с обществом.
А что было делать, когда в роли Горлова выступал сам вождь? К кому тогда посылать гонцов?
Вскоре после издания «Фронта» именно такая история и случилась с самим Сталиным и начальником Генштаба Василевским, который как представитель Ставки координировал операцию «Уран». Суть была в том, как правильно распорядиться 2-й гвардейской армией, которой командовал Р. Я. Малиновский, — направить ее на отражение попытки немцев (Манштейн) разорвать с внешней стороны кольцо окружения 6 -й армии Паулюса или оставить ее нацеленной, как и предполагалось по первоначальному плану, против находившейся на Кавказе германской группы армий «А». Риск был огромный.
Вот как об этом вспоминал А. М. Василевский: «В период наступления Манштейна на Сталинградский фронт я был в частях отступавшего кавалерийского корпуса Шапкина и в других отступавших частях. Положение складывалось грозное. До соединения наступавших частей Манштейна и армии Паулюса оставались считаные дни. Я считал, что пройдут еще сутки, максимум двое, и уже поздно будет этому помешать. Они соединятся, Паулюс уйдет из Сталинграда, и это приведет не только к тому, что рухнет кольцо окружения, рухнет надежда на уничтожение группировки Паулюса в кольце, созданном с таким трудом, но и вообще это будет иметь неисчислимые последствия для всего хода военных действий.
Мы сначала просчитались, недооценили количества окруженных войск. На самом деле в окружении было 300000 человек, и все они могли прорваться и после соединения с Манштейном уйти, и последствия, повторяю, были бы неисчислимыми.
Считаю, что Сталинградский фронт наличными силами уже не в состоянии был сдержать наступление Манштейна. Наблюдая это своими глазами, я, поехав на командный пункт Юго-Западного фронта, позвонил оттуда Сталину и настойчиво попросил, чтобы для контрудара по Манштейну Сталинградскому фронту была придана 2-я гвардейская армия, которая по первоначальному плану действительно была предназначена для наращивания удара на Ростов с тем, чтобы в результате этого удара отрезать не только войска, окруженные под Сталинградом, но и кавказскую группировку немцев. Я это знал, разумеется, но тем не менее в сложившемся критическом положении настаивал на переадресовании армии.
Сталин эту армию отдавать категорически не хотел, не хотел менять для нее первоначально поставленную задачу. После моих решительных настояний он сказал, что обдумает этот вопрос и даст ответ. В ожидании этого ответа я на свой страх и риск приказал Малиновскому начать движение частей армии в новый район, из которого она должна была действовать против Манштейна, приказал ему также садиться на командный пункт к Толбухину, забрать у него линии связи для того, чтобы сразу наладить управление вновь прибывающими войсками. Это приказание было дано поздно вечером, а ответа от Сталина еще не было.
