помалкивать и делать что скажут. А машину он эту хрен отдаст назад. Лучше вмажет с пацанами, покатается как следует и разобьет. Устроит ралли, блин, сафари.
— Куда дальше-то? — спросил Кач.
Машина неслась по Ленинскому проспекту, Моня помалкивал.
— Прямо. На Корзуна завернешь, пройдешь вперед и увидишь пустырь. Там нас ждут.
Кач выполнил указание. И, миновав ряд пятиэтажек, они действительно увидели пустырь. Кач не любил этот район. Уж больно далеко от центра. И дома древние. Хрущевские развалюхи.
Приятные, легкие мысли вмиг улетучились. На пустыре стояли и сидели на низенькой лавочке человек десять кавказцев. Все, как надо. Молодые, прыткие. С этими драться — один на один, ну максимум против двоих. А с такой толпой... А стволы у них имеются, это дураку понятно. И своих что-то не видно.
Кач тормознул и обернулся, вопросительно глянув на Моню.
— Давай вперед! — скомандовал тот. В голосе Мони зазвучали хорошо знакомые Качу нотки, после чего обычно следовали безумные действия, повергающие противника в растерянность и панику. Интересно, что он на этот раз задумал?
Машина подъехала к кучке кавказцев. В кустах стояло несколько машин, а возле них — человека четыре. «Водилы, наверное, — подумал Димка, — ждут команды».
— Стой! Мотор не глуши!
Машина уже почти подкатила к кавказцам. Они смотрели равнодушно, переминаясь с ноги на ногу, покуривали. Ждали, одним словом.
— Вовик, давай. Выходи и сразу стреляй. Не ссы, все схвачено, наши в кустах. Давай, давай, быстрее, наш козырь — внезапность. Они сразу опухнут.
Вовик тяжело вздохнул, снял «Макарова» с предохранителя и неуклюже вылез из машины.
Туповат Вовик, но исполнитель классный. Этаким увальнем выкарабкался на чахлую траву пустыря, как-то помялся, а потом естественным таким жестом поднял пистолет и начал неторопливо выпускать пулю за пулей в опешивших кавказцев. Вот так, ни здрасьте, ни до свидания, как говорится.
Димка видел, как два кавказца скорчились, один стал заваливаться на спину, второй, словно ссать собрался, скукожившись, топтался на месте. Остальные пришли в себя, пригнувшись, бросились в разные стороны, на ходу вытаскивая оружие.
— Вперед! — заорал Моня. — Дави гадов!
Димка дал газу и рванул машину прямо на не успевших еще разбежаться врагов. С Моней, судя по его тону, лучше было не спорить.
— А-а-а! — заорал Кач, когда чье-то тело в черной кожаной куртке кувыркнулось перед его глазами через капот и улетело куда-то за пределы видимости. Удар был не слишком сильным, или это ему так показалось в запале, но он обернулся, чтобы поделиться удачей с Моней, и, увидев его бешеные глаза, снова надавил на газ, поддав чуть влево и зацепив фарой еще одного бедолагу с пистолетом в руке. Раздался скрежет, и высокий усатый дядька улетел в сторону, а перед глазами Кача мелькнули только ноги в кроссовках.
— А-а-а! — снова заорал Димка, но не услышал собственного голоса за грохотом, раздавшимся сзади. Если бы не ремень безопасности, Кача придавило бы к баранке.
Он снова обернулся, с трудом удерживая руль, упрямо тащивший скачущую по кочкам машину вправо.
Моня развалился на заднем сиденье, прислонившись спиной к дверце, словно собрался после трудов праведных отдохнуть, однако «Калашников», дергающийся в его руках, портил картину мирного отдыха. Димкин шеф сквозь остатки заднего стекла многострадальной «тройки» поливал пустырь длинными очередями. Он водил автоматом из стороны в сторону, посылая пули широким веером, стрелял почти не глядя. Прервавшись на секунду, он повернул потное лицо к Димке и заорал:
— Жми, сука, жми!!!
И Димка жал. Оптимизм оставил его. Во что бы то ни стало нужно было сваливать отсюда. Никакой помощи, никаких «наших» в кустах, естественно, не было и в помине.
«Вот гад, — думал Димка, вертя руль, — опять со своими идиотскими штучками. Ладно сам отморозок, так еще и нас тащит...»
«Да каких, на хрен, „нас“?!» Димка понял, что Вовика никогда больше не увидит и теперь является единственным съемщиком их купчинской квартиры. Бедолага Вовик, простодушный амбал, туповатый неудачливый ворюга, был с легкостью принесен в жертву очередной Мониной придури.
— Вот, вот, за те дома! — орал Моня. — Тормози, мать твою!
Димка остановил машину.
— Вылезай!
Сам Моня, оставив автомат на сиденье, уже выскочил из машины. Димка сорвал ремень, зацепившись ногой за рычаг, и в спешке едва не шмякнулся носом на асфальт.
— Туда! — Моня ткнул его кулаком в спину и, мгновенно оказавшись впереди, рванул за угол. Этот дохлый с виду наркоман бегал куда быстрее, чем Димка, так гордившийся своим тренированным телом. В два прыжка Моня ушел далеко вперед.
Они свернули за угол, и Димка увидел, как оторвавшийся от него Моня запрыгивает в огромный черный джип, ощерившийся между фар мощной лебедкой. Модно это было в больших русских городах. Лучше тарана не придумать.
«Сейчас ведь бросит меня здесь, гад, как Вовика», — мелькнуло в голове. Но дверь джипа оставалась открытой, и Кач, пыхтя, влез в просторный салон.
— Дохловат ты, парень, — заметил Моня. Он дышал ровно, словно и не рвал сейчас как заправский спринтер. — Давно собирался тебе сказать, — продолжал Моня. — Если хочешь нормально работать, займись собой.
Мощный автомобиль летел в сторону Обводного канала.
Вечером к Волковым приехал Куз. Они сидели на кухне втроем — Настя, мама и пожилой журналист, знавший Аркадия Волкова еще когда он не был женат и Насти не было на свете.
— Налейте мне, — попросила Настя очень спокойно.
Куз не удивился, просто остановил на ней долгий внимательный взгляд. Потом перевел его на Раису. Та пожала плечами:
— Я ничего уже не понимаю. Хочешь пить? Ну, пей.
Настя взяла рюмку, наполненную до половины «Довганью», понюхала. Гадость. Она терпеть не могла водку, но сейчас ей почему-то казалось, что надо выпить. Вот так, по-взрослому, с Кузом и с мамой, молча.
— Ну, давай, Настя, помянем Аркадия, — сказал Куз и выпил свою рюмку.
Настя глотнула прозрачную жидкость, которая ледяным огнем опалила горло и теплой волной разлилась по телу. Схватив бокал, наполненный «Спрайтом», Настя большими глотками залила этот пожар и снова поймала на себе изучающий взгляд Куза.
— Ну, как? — спросил он.
Мать молчала. Насте казалось, что ей уже все равно — пьет дочка водку или не пьет. Она как будто вообще ее не замечала.
— Нормально, — ответила Настя.
А что еще могла она сказать? Что водка — гадость? Глупо.
— Следователь приходил, — помолчав немного, сказала Настя.
— Следователь? — Куз поднял брови. — И что?
Мать продолжала хранить молчание. Визит следователя, видимо, тоже ее не интересовал.
— Не знаю...
Настя вдруг почувствовала ту самую степень опьянения, когда ее начинало нести. Состояние это ей нравилось, только сейчас не к месту были бы разговоры о школе, дружках и музыке, которые обычно после двух-трех бутылок пива она вела с подружками где-нибудь в клубе.
— Спрашивал, то-се, — неопределенно сказала она, думая только о том, чтобы спьяну не наболтать лишнего, не показаться смешной этому потасканному Кузу, который ей чем-то симпатичен. Вообще-то мужик не в ее вкусе, но есть в нем какая-то... взрослость. Настоящая. Не такая, как у ее знакомых
