– Куда – домой? Нас же повяжут мгновенно. И отсюда надо валить срочно.
Грабко огляделся по сторонам. Вполне может быть, что в темной толпе пассажиров провожающих и встречающих, мелких и крупных жуликов, «работавших» в аэропорту «Пулково», не один и не два человечка от Михалыча бродят. Приглядывают как да что… Похоже, Михалыч этот и вправду даже самые смелые прогнозы Олега перескочил. Слишком уж разошелся дед… В Америке целые кварталы покупает, оружия немерено. Почти, да что – почти, легально оружейные склады создает…
– Я спать хочу, – детским капризным тоном сказала Настя.
– Слушай, да очнись ты… Поехали!
– На такси?
Олег не ответил. Если в Москве, где их точно не ждали, он сел в такси с не очень спокойным сердцем, то здесь что-то говорило ему, что рисковать не стоит. Такси – такое темное дело. За рулем кто угодно может оказаться… И кто сказал, что этот вездесущий Михалыч не пасет таксистскую мафию в Пулково?
– Нет, на автобусе.
– Хорошо, – безропотно согласилась Настя.
Олег пристально посмотрел на девочку. Настя уставилась взглядом в пол с совершенно отсутствующим видом. Припомнив ее поведение за последние несколько часов, Олег понял, что с ней совсем, совсем не все в порядке, что ей бы сейчас лечь в постель и несколько дней просто не вставать. Диету хорошую, врача бы, чтобы присматривал… Так ведь можно и умом тронуться. Перенапряглась девчонка, ежу понятно, перенапряглась. Да не просто так, а, кажется, опасно для жизни… во всяком случае, для нормального дальнейшего функционирования… Так ведь можно и в дурку загреметь…
– Пошли, – он тихонько взял Настю под локоть и медленно повел к стоянке автобуса.
В бумажнике Олега оставались еще русские деньги, и, втиснувшись в мгновенно набившийся народом тридцать девятый, он купил два талончика у кондуктора, сунул их в карман и с удивлением понял, что за последнее время отвык от общественного транспорта. Потная, жаркая толкотня, дикие запахи кислого перегоревшего в желудках пива, самопальной водки и несвежего мяса из аэропортовского буфета не раздражали его, а, наоборот, отвлекали от тягостных мыслей и придавали поездке некий колорит, давая Олегу почувствовать себя туристом в какой-нибудь экзотической восточной стране…
Настя же, казалось, вообще не реагировала на то, что творилось вокруг. «А ведь, – думал Олег, – она еще больше должна отвыкнуть от этой давки. Последние года два она ведь ни в метро, ни в автобус не садилась, наверное, ни разу…» Но, прижатая к заднему стеклу «Икаруса», девушка смотрела на грязноватый пиджак, обтягивающий широкую спину мужика, буквально падающего на нее при каждом рывке автобуса, и думала о чем-то своем. Она даже к окну ни разу не повернулась.
Когда автобус остановился на площади и народ повалил к дверям, толкаясь и поругиваясь вполголоса, по привычке злобно, но осторожно, чтобы не нарваться на кулак, случайно «наехав» на какого-нибудь отморозка, Олег взял Настю за локоть и спустил по ступенечкам на асфальт.
– Все, девочка моя, очнись. Думай давай, куда ехать.
Он поднял руку, и первое же такси вильнуло с Московского проспекта, остановившись в трех шагах от Олега.
– Проезжай, – махнул он рукой. – Извини, ошибся…
– Козел, – бросил в открытое окно водила, и его белая «Волга», взвизгнув колесами, унеслась вперед.
Олег остановил вторую машину и толкнул Настю на заднее сиденье.
– К Кузу поедем, – сказала она. – На Декабристов…
– Это кто? – спросил Грабко.
– Все нормально. На Декабристов, – проговорила Настя монотонно и отвернулась к окну.
Она смотрела на серые здания Московского проспекта, грязную толпу Сенной площади, обшарпанные стены с отвалившейся штукатуркой, черный блеск канала Грибоедова, взлетала и плюхалась на сиденье, когда машина скакала по ухабам, которыми богаты петербургские дороги вплоть до самого центра города, и на нее наваливалась тоска такой силы, какой не было еще в ее жизни ни разу. Даже когда погибли родители. Тоска, парализующая не только мысли, но и движения. Не было ни аппетита, ни желания закурить или выпить, даже мысль об Андрее, сидящем в тюрьме, мелькнула на мгновение и тут же исчезла, показавшись лишней и ненужной.
– Где встать-то? – спросил водитель, когда машина ехала уже по улице Декабристов.
– Настя? Ты что, спишь? – повернувшись к ней, Олег потряс ее за плечо. – Где остановиться?
– Вон там, на углу, – спокойно ответила она, стряхнув с плеча руку Олега. – Оставь меня в покое…
Олег расплатился с водителем и вопросительно взглянул на Настю.
– Туда, – сказала она тихо, махнув рукой в направлении арки проходного двора.
– Здесь надежно? – спросил Олег. – Что за люди?
– Куз. Марк. – Настя отвечала односложно, через силу, словно каждое слово давалось ей с огромным трудом. – Пьет сильно. Старый знакомый. Никто его искать не будет. Никому не нужен…
Настя далеко не всегда была так равнодушна к сорокалетнему журналисту Марку Кузу, в свое время блиставшему на страницах самых прогрессивных газет и журналов своими откровенными высказываниями и острыми фразами.
Он и в Настиной судьбе принимал самое живейшее участие, и в криминальные ее делишки был втянут, и работал даже на нее некоторое время, так сказать, уполномоченным по связям с общественностью. Но его призванием оставалась журналистика, и Марк, потрудившись на ниве полукриминального Настиного бизнеса, тогда еще вполне легального, связанного с музыкальными магазинами, покинул ее фирму. Не его это было дело. Он должен писать, а не бегать за кредитами и долговыми расписками…
Настя это прекрасно понимала и не стала уговаривать Марка остаться у нее. Он, в конце концов, в отцы ей годился по возрасту, что она его будет жизни учить?.. У него своя голова на плечах. И между прочим, многие из пишущей братии называли его голову золотой.
Они стали видеться реже, у каждого была масса своих дел, которая еще к тому же и росла с каждым днем. Перезванивались, поздравляли друг друга с днями рождения, с Новым годом… А потом Настя узнала через каких-то случайных общих знакомых, что Марк ушел из газеты со скандалом, что-то было связано со взятками… Она позвонила ему, предложила помощь, он отказался…
Она знала, что он начал пить, опускаться, перестал зарабатывать деньги, кормился случайными публикациями и какими-то книжками, выходящими в маленьких издательствах. Книжки посвящены были в основном известным музыкантам, о которых он когда-то писал. В эти сборнички входили некоторые из его статей, и редакторы подкидывали ушедшему в тень журналисту кое-каких деньжат. На бедность…
Сын его ушел жить к матери, с которой Куз давно был в разводе, он поменял свою неплохую квартирку на Петроградской на однокомнатную в полуразваливающемся доме на Декабристов, получил приличную, по его нынешним, конечно, масштабам, доплату и потихоньку пропивал ее в одиночестве. Если не считать, разумеется, бесчисленных тараканов на крохотной кухоньке, выходящей окном в унылый узкий двор-колодец. Даже телефона не было в его новом жилище…
Олег поднимался по узкой, с щербатыми ступенями, темной лестнице вслед за Настей. Лампочки, которые должны были бы гореть здесь круглые сутки, отсутствовали – ЖЭК, видимо, без напоминаний жильцов не спешил входить в расходы, а жильцам было, кажется, вообще наплевать на внешний вид и внутреннее убранство этого дома. Окурки на заплеванном полу, странно липкие перила, раз коснувшись которых, Олег решил не повторять больше этой ошибки, мутные, треснувшие по углам стекла окон на площадках, сквозь которые с трудом различалась грязно-желтая стена дома, стоящего напротив…
Куз открыл дверь сразу, не спросив, кто, да зачем. Бояться ему было нечего. Так он, во всяком случае, полагал.
– Здрасьте, – сказал он, почесывая всклокоченную бороду. – Вы к кому?
Потом, прищурив близорукие глаза, – очки он надевал только выходя на улицу или смотря телевизор, не привык еще к ним, – увидел за спиной Олега Настю, и губы его растянулись в добродушной, искренней улыбке.
