Иващенко повернулся и крикнул курсантам, которые работали поблизости:
— Гей, хлопцы, пошукайте Миколу!
Сразу откликнулось несколько голосов:
— Красиков, к командиру!
Прибежал Красиков, разгоряченный, запыхавшийся, будто после упорных спортивных состязаний. Из- под надвинутой на брови шапки удивленно посмотрел на командира.
— Вы мне нужны, — сказал Крупенин. — Пойдемте в казарму.
Курсант начал проворно отряхиваться от снега, расправлять сборки шинели под ремнем. Иващенко ожидающе смотрел на командира.
— Вы тоже, комсорг, пойдемте, — сказал Крупенин.
16
Степь была белая, слепящая, с мохнатыми кустами бобовника и розоватой морозной дымкой у горизонта. На холмах снег узорчато растекался, будто морской песок на волнистой отмели.
Часа полтора назад, когда Надя и Вашенцев вышли из городка, вдали курилась поземка, угрожая разыграться и сорвать прогулку. А теперь все замерло — ни ветра, ни звука, только легкая перекличка лыж: жж-виг, жж-виг.
Надя вырвалась вперед на целый десяток шагов. Ей так было лучше — один на один с огромным простором, в такт движениям рождалась новая музыка, такая же, как снег, солнце и синее небо.
Вашенцев держался на небольшом расстоянии. Отсюда хорошо было видно, как девушка, размахивая бамбуковыми палками, то взбиралась на какой-нибудь пригорок, то, пригнувшись, весело скользила вниз, сбивая серебристую пыль с бобовника. Ее волосы, выбившиеся из-под белой вязаной шапочки, буйно вспыхивали и струились при каждом движении.
— Идите сюда, Олег Викторович, — позвала Надя, остановившись над широкой балкой, как бы разделившей всю степь на две части. — Какое чудо, смотрите!
Внизу, на пылающей снежной белизне, выделялась большая полоска льда, такого же чистого и прозрачного, как небо. Казалось, что вся синева неба слилась туда.
— Идемте скорей. — Надя, взмахнув палками, устремилась по крутому скату вниз, прямо к синей полоске. Но ее лыжи, едва коснувшись льда, разъехались в разные стороны, и Надя упала, выронив палки. Вашенцев съехал следом за ней, только помощь его уже не потребовалась. Надя сама встала, прикрепила к ногам лыжи и легко побежала дальше. Вашенцев опять оказался позади.
— Где же вы, Олег Викторович? Догоняйте!
— Смотрите, осторожней, — сказал Вашенцев, ускоряя шаг, чтобы идти рядом с Надей.
К полудню лыжники достигли первой горы и сразу, не отдыхая, стали подниматься кверху. Вашенцев знал эти места хорошо. Он приходил сюда с курсантами совсем недавно, перед Новым годом, и сейчас хотел вывести Надю к спуску, который больше всего ему нравился.
Подниматься было все труднее. Встречались обрывы, острые льдистые выступы. Вашенцев несколько раз пытался взять у Нади лыжи, но она и слушать не хотела, оступалась, падала, но все же пробиралась вперед.
— Если вы не будете слушаться, я не поведу вас дальше, — сказал Вашенцев как можно строже.
Все лицо у Нади, от лба до подбородка, пунцово горело. На правой щеке — все время дул не сильный, но холодный высотный ветер — обозначилась чуть приметная подозрительная белизна.
— Во-первых, разотрите щеку, — приказал Вашенцев. — А во-вторых, давайте руку и идите за мной.
Остаток трудного пути он шел впереди и крепко держал ее за руку. Надя не противилась.
Спуск, куда Вашенцев привел Надю, был некрутой и очень ровный. Через каждые пятьдесят — шестьдесят метров здесь проходили довольно широкие террасы, удобные для остановок. По бокам не было ни одного обрыва, лишь по-медвежьи горбились под снегом валуны-гиганты, и мелкие зеленые сосны толпились, как любопытные мальчишки на лыжных соревнованиях.
Съезжали по очереди: сперва Вашенцев, потом Надя. Он поджидал ее на каждой террасе и старался обязательно поймать за руки. На последней террасе Надя, не дожидаясь его, вырвалась вперед. Вашенцев стоял у края спуска и не отводил глаз от ее легкой, по-птичьи стремительной и все уменьшающейся вдали фигурки.
В самом низу, под горой, Надя словно присела, потеряв равновесие. В облаке взвихренного снега мелькнула отлетевшая в сторону лыжа. «Ну вот, — с беспокойством подумал Вашенцев. — Говорил же, что нужно осторожнее. Так нет, не послушалась».
Когда Вашенцев подъехал к Наде, она старательно вставала и снова садилась, то поднимая руки, то опуская, будто занималась гимнастикой.
— Сидите, пожалуйста, — сказал Вашенцев строго и стал ощупывать поврежденную ногу, слегка ее покачивая.
— Так больно?
— Ни капельки, — тряхнула головой Надя.
— А вот так?
— Так больно.
— Все ясно, идти не сможете.
Надя запротестовала:
— Почему не смогу? А вот и пойду.
Она поднялась и опять села в снег, тихо охнув.
Вашенцев сдвинул шапку на затылок и встревоженно потер ладонью вспотевший лоб. Он знал, что дороги, где можно было бы поймать машину, поблизости нет. Это его сильно озадачило. Но тут же он вспомнил: неподалеку, за второй горой, есть колхозная ферма, где ему уже пришлось побывать однажды с курсантами. Он сказал об этом Наде.
— Какая ферма? — удивилась она. — Что вы придумали?
— Но другого выхода нет, — сказал Вашенцев. — Самая ближняя точка.
Он взял Надины лыжи и палки, связал их ремнем, повесил через плечо наподобие охотничьего ружья и нагнулся, намереваясь поднять Надю. Она испуганно замахала руками:
— Нет-нет, пожалуйста, не надо!..
— А как же быть? — спросил Вашенцев. — Давайте тогда сидеть. Наступит ночь. Пурга может разыграться. Потом волки придут...
— И пусть приходят.
— Ах, так. Значит, я страшнее волка?
— Ой, придумайте что-нибудь другое, Олег Викторович, — взмолилась Надя. — Ну, пристройте меня на лыжи, что ли?
— Так нет же веревки.
— А я за палку буду держаться.
— Да вы что, смеетесь? — возмутился Вашенцев и взял Надю на руки.
Первые шаги он сделал неторопливо и осторожно, испытывая верность собственных движений, потом пошел быстрее и тверже, минуя опасные неровности. Своей щекой он как бы невзначай коснулся ее волос, подернутых легкой изморозью. На щеке остались капельки влаги, маленькие, трепетные, точно живые.
— Вы не донесете меня, — сказала Надя. — Вам же тяжело.
— Донесу обязательно, — улыбнулся Вашенцев и поцеловал ее в губы.
Надя оттолкнула его, села на снег и отвернулась.
— Не сердитесь на меня, — сказал Вашенцев. — Мне не хочется, чтобы вы сердились.
Она долго молчала, в обиде и волнении покусывая губы.
Не оборачиваясь к нему, с укоризной спросила:
— Ну зачем вы так?
