— Может, и подвернулась. Только я думаю, что они именно тебя-то и дожидались.
— Как?!
— А чем ты объяснишь, что тебя не стали искать в лесу?
Сергей молчал.
— Майк не дурак. Он понял, что на Фогеля ты его не выведешь. Значит, надо, чтобы ты сам туда отправился.
— А если бы я сбежал?
— Как? Пешком в Штутгарт? Нет, ты должен был выйти на дорогу ловить попутную машину. Вот он тебе ее и подсунул, попутку.
Не хотелось соглашаться, как не хотелось соглашаться с таким простым объяснением!..
— Они же зеленые, — возразил Сергей. — Только и говорили, что об охране природы.
— А о чем они должны были говорить?.. Если я ошибаюсь, то объясни, как этот Майк с твоим Паулем оказались у телебашни?
Что было объяснять? Все сходилось.
— А вы-то как в лесу оказались? Когда Пауль, этот, как его… за мной гнался.
— Мы же договорились встретиться.
— Но я вас не видел.
— Если бы тогда видел, то не видел бы сейчас.
Сергей мысленно выругался. Ну их всех к черту!.. Чтобы я еще раз, когда-нибудь!.. И вспомнил Мурзина, сказавшего ему однажды: не зарекайся…
Долго ехали молча, думая каждый о своем. Сергей первый не выдержал молчанки.
— А вы мне почему-то ничего не рассказываете.
— Все, что тебе надо знать, узнаешь. Ну, а чего не надо… Еще Екклесиаст говорил: лишние знания — лишние печали.
— Все-таки, куда мы едем?
— Пока прямо, потом разъедемся. Ты отправишься домой, а я в Росток.
— Так и мне в Росток!
— Ты — домой, — повторил Кондратьев. — Делами Костика займусь я.
— Но документы у меня.
Кондратьев достал из внутреннего кармана своей пухлой куртки белый конверт, протянул Сергею. Конверт был точно таким же, какой он получил в Москве с напутствием, что в нем нужные бумаги, уполномачивающие его принять в Ростоке груз и сопроводить его до Калининграда. Сергей вынул свой конверт, довольно плотный и потому лежавший в другом кармане, отдельно от бумажника, сравнил. Та же плотная бумага, тот же витиеватый вензель в левом верхнем углу, напоминающий букву «К».
— К тому же я не вижу другой возможности вывезти архив из Германии.
— Нет, я тоже поеду в Росток, — заупрямился Сергей. — Вы занимайтесь архивом, а я — делами Костика.
— Давай-ка, братец, без фокусов, — резко оборвал его Кондратьев. — Мы не в игрушки играем, дело у нас опасное.
— Это я уяснил. К сожалению, только это…
Кондратьев засмеялся.
— Все за свою Эмку обижаешься? Зря. Я и так слишком много допустил. Теперь боюсь, как бы ваше свидание не вышло всем нам боком. А в общем-то, ты прав, я как раз собирался кое-что объяснить. Только придется тебе терпеливо слушать и понимать с полуслова. Я не могу остановиться, чтобы читать полную лекцию. Во-первых, потому, что на автобане останавливаться запрещено, а съезжать на боковую линию — значит, привлекать к себе внимание. Во-вторых, нам надо торопиться. Завтра, если уже не сегодня, границу тебе закроют. Стало быть, чем быстрей ты окажешься за Брестом, тем лучше.
Что-то не вязалось в этом объяснении, а что именно, Сергей никак не мог сообразить. «БМВ» несся с приличной скоростью, стрелка спидометра будто приклеилась к цифре 130. Кондратьев не хотел ничем выделяться в потоке машин. Раз рекомендовано 130, пусть так и будет. Хотя нарушителей рекомендованной на автобане скорости хватало. Их то и дело обгоняли сияющие «Мерседесы», «Фиаты», «Ситроены», «Форды», даже иногда «Лады». Чистая свободная полоса бетона провоцировала давить на газ. Но Кондратьев упрямо держался золотой середины, не гоняясь за теми, кто обходил слева, и не скатываясь вправо. В этом его постоянстве чувствовались спокойствие и уверенность, передававшиеся и Сергею тоже.
За обочинами, то дальше, то ближе, возникали аккуратненькие группы домов, отдельные крестьянские усадьбы, музейно-чистые, будто выставленные напоказ. Сергей уже знал, что деревенская Германия ничем не отличается от городской, и не удивлялся, когда возле заброшенного в поля и горы крестьянского дома ловил глазами зеленую лужайку у крыльца и рыжеволосую куклу, усаженную на травку просто так, для красоты. Но все это проносилось мимо, не вызывая никаких эмоций: голова была занята своими беспокойными мыслями…
— Почему опасно только мне? — спросил он.
— Меня пока что не вычислили. Хотя полной уверенности нет. А тебе надо немедленно менять и документы, и внешность.
Он сунул руку за пазуху и извлек красный загранпаспорт, подал Сергею. Паспорт был на имя какого-то Полянского Павла Ивановича. С фотографии смотрел набычившийся толстячок с усами, показавшийся Сергею знакомым.
— Привыкай, отныне это твой аусвайс.
— Зачем?
— Так безопасней.
Сергей сначала удивился, потом испугался и лишь затем возмутился.
— Тут на фото дебил какой-то. Совсем не похож.
— Похож, похож, приглядись.
— У него же усы.
Кондратьев сунул руку в боковой карман своей необъятной куртки, вынул маленький мягкий конвертик.
— Примерь.
В конверте были накладные черные с легкой рыжинкой усы, в точности такие, как на фото.
— Все-то у вас предусмотрено.
— На том стоим.
Сергей засмеялся.
— Этак вы мне новую жену достанете из кармана.
— Хватит с тебя одной. Да еще Эмка. С ними-то разберись.
Опять нахлынуло сожаление об упущенной возможности пообщаться с Эмкой. Помогала же, рисковала, и с ней так поступить? Сергей обиженно замолчал, но Кондратьев не дал ему предаться печали.
— Теперь о твоей Эмке. Ты сейчас молишься на ее гениальные способности: сумела уговорить упрямца Фогеля. Не хотелось бы тебя разочаровывать, но дело в другом. Фогель отдал архив после того, как узнал об убийстве Клауса.
Сергей дернулся так, что если бы не ремень безопасности, то, наверное, ударился бы головой о лобовое стекло. В первый момент ему показалось, что Кондратьев резко затормозил.
— Как?! — наконец, выговорил он.
— Что «как»? Как я узнал? Ну это, брат, мое дело.
— А может…
— Не может, — прервал его Кондратьев. — Догадки оставим на потом. Уйдешь на пенсию, будешь гадать, что было бы, если бы. Впрочем, похоже, расслабиться даже и на пенсии тебе не дадут…
— Кто?
Кондратьев внимательно посмотрел на него, нервно мотнул головой.
— Я думал, ты грамотный.
