«Ну что же, нимфомания как она есть… Не так уж это страшно, нужно только точно понять, какие могут быть последствия для делового сотрудничества».
— Ми-тя, — тихонько позвала его Стадникова, лежавшая на животе рядом с Матвеевым.
— М-м-м? — отозвался он, поморщившись оттого, что Ольга нарушила ход его мыслей.
— Мить, ты думаешь, наверное, что я с ума сошла?
— Да что ты! Нет, конечно…
— Не ври. Я же вижу.
«Что она такое может видеть? — удивился Митя, покосившись на Ольгу. Она лежала лицом вниз, положив голову на сплетенные перед собой руки. — Что она там видит? Придуривается. Строит из себя большого психолога. Обычное дело…»
— Не ври, Митенька, — повторила Ольга. — Ты меня не бойся. Это я так. Попробовала себя. У меня ведь мужика не было уже года полтора. Не смейся, правда. Василька я не считаю. Я же тебе говорила. Последний год он уже совсем ничего не мог.
«Что-то сомнительно это, -подумал Матвеев. — Очень сомнительно».
— Честно-честно. А я ведь тоже человек. Тем более такой стресс сегодня. Вот как в жизни бывает — горе и одновременно освобождение. Вроде бы и радость даже. Не знаю, чего больше. Я ведь сначала очень его любила. Влюблена была, как бы это странно и пошло ни звучало. Да. Правда…
— А потом? — спросил Митя.
— Потом — суп с котом. Потом такой ад начался, что лучше не вспоминать, да забыть не удается. Такое не забудешь. К сожалению.
Матвеев встал, перешагнул через лежащую Олю, которая уже перевернулась на бок, и начал собирать свою разбросанную по кухне одежду.
— А свитерок-то мой приказал долго жить, — услышал он Олин голос. Она сидела на полу по-турецки, вертя в руках то, что осталось от белого свитера.
— Новый купим, — буркнул Матвеев. — Не бери в голову.
— Да, конечно. Только у меня купилки кончились. А так все нормально.
— С деньгами у тебя, Оля, скоро все будет в порядке.
— Скоро — это когда же?
— Скоро. Нужно только один вопрос решить.
— Какой?
— Понимаешь, по закону авторские права наследуются родителями. Ты же не кровная родственница. Вот и надо как-то так повернуть, чтобы на тебя перевести его роялти. Договор, что ли, какой-нибудь задним числом провести?
— Зачем — договор? У меня его завещание есть.
— Завещание? Как это? Чтобы Леков завещание писал? Не верится что-то.
— Это я его напрягла. Он, как всегда, в жопу пьяный был. Я и заставила. Что-то меня дернуло, сама не знаю что. Со злости, наверное.
— Как это?
— Да так. Нет, я его не просила завещание писать. Просто начала орать, что он, сука такая, все пропил, проторчал, у нас, знаешь, недели были, когда куска хлеба в доме не оказывалось. И ни копейки денег. Ты знаешь, что это такое — когда ни копейки денег? Не в фигуральном смысле, а в буквальном? Когда мне на жетончик метро приходилось занимать у соседей три рубля? А соседи… — никто из соседей нам уже двери не открывал. Всех он достал, всем должен был. И до сих пор, кажется, половине из них не отдал. Знаешь, у кого полташку, у кого десятку.
— Рублей? — неосторожно спросил Митя.
— Нет, блядь, драхм!
Митя полез в карман, вытащил бумажник и достал из него две сотенные купюры.
— На. Отдай ты им, чтобы не висело. Хватит?
— Положи на стол. Мы им найдем применение, не волнуйся. А соседи подождут. Не столько ждали. Уже, кажется, списали все…
— Нет, нет, Оля, рассчитайся с ними. Нехорошо. У меня деньги есть. Если еще хочешь выпить — не проблема. И вообще…
— Что — вообще? Что — выпить? А жить на что? Выпить — хрен с ним, а жить? Что я завтра жрать буду? Он свалил, я же говорила, — ни копейки мне не оставил. Пять тонн баксов — только показал издали. Сволочь!
— Не надо его ругать, Оля. Такой у него страшный конец был.
— Вполне в его стиле. Я все время чего-то такого и ждала. Обычное для него дело. Сколько раз мы все тут на грани были! То он газ не выключит, отрубится, чайник на огне, вода выкипела, все в дыму… Однажды я совершенно случайно домой явилась, собиралась у Гальки, у подружки моей, заночевать, но все же решила зайти, надо было что-то там взять… В квартире дымовая завеса — ни черта не видно. А этот гений храпит. Я все выключила, двери-окна настежь, его схватила, думала — задохнулся. А он…
— Что? — с интересом спросил Матвеев. — Выпьешь еще? Тут осталось.
