— Местных стремно, Валера. Дело очень тонкое. Считай, контрабанда.
— Да брось, Вова. За деньги, за живые бабки-то, что, не сделают молча?
— Нет гарантии. А гарантии мне нужны стопроцентные. Я не хочу с правительством ссориться. Ни с этим, ни с нашим. Ни с каким. У меня принцип: чистота — залог здоровья. Очень, кстати, полезный принцип для бизнеса. Как считаешь?
— Да. Верно. Ну, положим, привезем мы его сюда…
— Ты привезешь. Я этим не занимаюсь. Я для этого тебя и вызвал.
— То есть?
— Что есть, то и есть. Предстоят большие затраты. Очень большие. И я боюсь, что на полпути могу бросить это дело. А я хочу довести его до конца.
— Зачем?
— А это еще один мой принцип. Я ведь всегда так жил. Иначе, если бы по-другому работал, я бы не здесь сейчас сидел да про носорога рассуждал, а торчал бы где-нибудь в «Лужниках», торгуя памперсами. Вот так.
— Да… — Якунин почесал в затылке и вытер пот со лба.
— Ты бы переоделся, Валера.
— А зачем? Если ты даешь мне карт-бланш, то я полетел за своим таксидермистом.
— Кем?
— Таксидермистом. Ну, чучельником.
— А-а… Ну да, конечно. У меня, знаешь, от этой жары мозги плавятся.
Валера Якунин проявил чудеса расторопности. Через два дня таксидермист Бернштейн уже сидел в коттедже Вавилова и, спокойно кивая, слушал историю, которую рассказывал заказчик.
— В общем, чучело мне нужно чем быстрее, тем лучше. Деньги платит Валера. Валерий Сергеевич, — поправил себя Вавилов.
— С Валерой мы знакомы давно, — спокойно ответил Бернштейн. — Я его с пеленок знаю. Талантливый парень.
«Парень» в тот момент времени готовился разменять полтинник. Валерий Сергеевич Якунин был старше своего шефа на десять лет.
«Сколько же этому Бернштейну? — подумал Вавилов. — Не выглядит он на дедушку. И даже на папу Валериного не тянет».
— С пеленок? — Он решил все-таки уточнить возраст своего нового работника.
— Вы не удивляйтесь, молодой человек. Не надо. Я в жизни столько всякого видел, что мой цветущий вид и мои годы — это еще что!… Это — семечки. Вот вы — богатый человек. Это приятно…
Сказав это, Бернштейн замолчал, задрал голову и широко открытыми глазами уставился в небо. Странно было, что он не щурится — африканское солнце для северного человека испытание не из легких. Особенно для глаз, привыкших к мягкому дневному свету и полутеням сумерек средней полосы.
— Вопрос финансов…
— Вопрос финансов мы уже, кажется, решили, — прервал заказчика Бернштейн. — Вы ведь сказали, молодой человек, что этим будет заниматься Валера.
— Да.
— Я хочу у вас спросить, — Бернштейн посмотрел Вавилову в глаза. — Хочу спросить. Вот вы богатый человек…
— Вы это уже говорили.
— Да… Меня можно перебивать, меня можно не слушать… Что толку слушать старого нищего еврея…
— Ну уж, Сергей Анатольевич, полноте. Разве вы нищий?
— А какой же я? Богатый?
— Прошу вас, давайте к делу, — сухо произнес Вавилов. Этот болтливый чучельник начинал его утомлять.
— Я всегда, молодой человек, говорю только по делу. Вот вы богатый человек…
Вавилов нервно кивнул, в третий раз за последние пять минут услышав констатацию своего финансового положения.
— А почему вы богатый?
— В каком смысле? Это что, имеет отношение к нашему делу?
— Самое прямое, — неожиданно горячо ответил Бернштейн. — Я старый человек. Я много повидал. И я хочу вас предостеречь, молодой человек.
— Ну?
— Вы не спешите. Не спешите, Владимир Владимирович, — наставительно произнес Бернштейн.
Вавилов сам себе удивился. Другого он давно бы уже послал подальше после слов, произнесенных в
