сидели в кабинете шефа на оперативном совещании.
— Да пока вроде нет. Вряд ли он этим займется. Не та обстановка. Сейчас криминалу не до таких мелочей. Это тогда мы вовсю кражами занимались. Одни домушники шли. Как на параде, стройными шеренгами. А сейчас авторитеты в шеренги выстроились. Такой колонной идут, конца не видать. А тогда всего один авторитет в городе был. Ну, может, два. Уже их холмики давно мхом поросли.
— Ну, он пока не в законе, — заметил Сурков. — Так что опять за старое возьмется. Если хороший спец был, вряд ли под кого пойдет. Сам по себе работать будет.
— Не думаю. Он неплохой парень был. С совестью.
— Ну, конечно, — скептически проговорил Костя. — Хозяин если от чего и исправит, так это от наличия совести. Человек после тюрьмы уже не человек — урка. По-моему, их вообще выпускать не надо. Если до тюряги он честный вор, то после нее… Маму родную продаст.
— Если не надеяться на лучшее, тогда их сразу отстреливать надо. Когда на роду не написано по тюрьмам сидеть, то больше туда не попадет.
— Может быть и так, — пожал плечами Костя. — У вас богатый опыт. А мой опыт говорит о другом. После тюрьмы мелкий карманник становится крупным вором, вор — авторитетом, насильник — убийцей, убийца — маньяком. Да ещё и объединяются в банды таких же отмороженных ублюдков. На зоне легко сходятся, знаете. Общие нары духовно сближают. По одиночкам их держать надо. Когда человек годами людей не видит, вот он потом их как любит. А так…
— Что так?
— А то, что наша роль бессмысленна. Мы одного ловим, а вместо него ещё трое приходят. Один с зоны, и двое со школьной скамьи. Расширенное воспроизводство уголовников. Демографический взрыв. На каждого погибшего в перестрелке два и шесть десятых новорожденных.
— Это точно, Кость, — поддержал его Тарасенко. — Сколько их не сажай, меньше не становится. Наоборот прибывает. В школе этому обучают, что ли?
— Нет, ребятки, и все же может человек переделаться, может, — расфилософ-ствовался Самохин. — Бандит ведь он, как ребенок. Так и ждет наказания за проступок. Его даже не само преступление интригует, а то, что за этим последует. Награда или наказание. Если его не наказывать, глядишь, он и на преступление не пойдет. Неинтересно. Ну украл, ну денег пачка. А дальше-то что. Сам процесс преступления — вот это жизнь. И если он на воле и не хочет красть — все, переделали. Вот что важно. Такой выше даже, может быть, того, кто ещё не сидел, а только подумывает себе, как ему украсть или убить.
— Ладно, Аркадий Михалыч, посмотрим, чем ваш Волков займется, — согласился Костя. — Хорошо, если вы о нем больше не услышите. А я так думаю, ещё услышите. Ждите ближайшей встречи, как говорится.
— Посмотрим, посмотрим, — задумчиво проговорил Самохин и перешел к делу. — Ну, все, закончили дебаты. А то мы так до вечера дискутировать будем. А меня в три на ковер вызывают. Будут по убийству вставлять. Что у нас по Горбунову? Нашли следы какие-нибудь?
— Хрена лысого, а не следы! — в сердцах высказался Костя. — Ну, налепили портретов по фотороботу, так разве их узнает кто теперь! Никто не видел и не слышал! Как будто таких людей вообще в городе не было. Прилетели — улетели. Оставили после себя одно воспоминание в виде трупа.
— Я так и думал, — вздохнул Самохин. — Здесь глухо! Что еще? По линии наркоты что-нибудь прощупали?
— Нашли один канал, вроде там Горбунов отоваривался, — доложил Костя. — Проверять надо. Они там все пуганые перепуганные, ничего не говорят. Сами бояться, как бы их не посадили. Но одного мужичка можно зацепить. Димон его кличут. Имею точные сведения, что он купец. Через него приличные партии дури проходят.
— Ну надо его взять да потрясти как следует. Может, расскажет нам что-нибудь про Горбунова.
Костя поморщился, мотнул головой.
— Взять недолго, Аркадий Михалыч. Только он вам ничего просто так не расскажет. Будет молчать, как покойник. Потому что сам не захочет покойником стать.
— Надо придумать, как его взять, чтобы он у нас исповедался и причастился. Припугнуть чем-нибудь. Липовую компру подсунуть, в конце концов. Ладно, что еще?
— Завтра в одиннадцать похороны, — доложил Сурков. — Что нам в связи с этим предпринять?
Самохин внимательно посмотрел на него. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Похороны убитого — радостное событие в жизни сыщика, как это ни цинично звучит. Только это мероприятие позволяет собрать всех подозреваемых в одном месте и в одно время. Больше такого случая не представится. Пересчитать их по головам — уже хорошо. А потом проверить каждого — что-нибудь да найдется.
— Надо обеспечить видеосъемку. Чтобы всех присутствующих запечатлеть для потомков. Голову на отсечение, заказчик тоже будет там. Ему ведь надо удостоверится. Так что черный список составим легко. И методом отсева попробуем выйти на того, кто нам нужен.
Благополучно отделавшись от дисциплинарных работ в ментовке, Андрей поблагодарил про себя неизвестного доброжелателя и отправился на поиски Люськи, решив все же спытать счастья в этом деле, поскольку надежда не оставляла его ни на миг. Возвращаться в дом Карася и смотреть на две спившиеся рожи ему смерть как не хотелось. Он предпочел бы бродить по улицам родного, но ставшего чужим города до ночи, пока не свалит усталость и холод.
И вот под вечер он набрел на салон Черновца. В помпезных витринах, богато освещенных направленным светом, красовались выставленные для всеобщего обозрения последние достижения модельера на безликих и безглазых манекенах. Как какой-нибудь крестьянин из глухомани, он остановился посреди тротуара, открыв рот, чтобы подивиться несказанной красоте ярких и цветастых платьев. И вдруг в его голове молнией мелькнул текст одного из люськиных писем. Она писала ему тогда, что хочет стать манекенщицей и собирается поступить к одному начинающему модельеру, чьего имени Андрей не мог бы вспомнить ни за что. Он перевел взгляд на стеклянный освещенный вход в салон и, не долго думая, шагнул к дверям.
Прямо при входе он наткнулся на усталый и равнодушный взгляд охранника. Крепкий парень в форменном кителе сидел за столиком в метре от двери. Его основным занятием являлся осмотр шмыгающих мимо сотрудников и посетителей. А для этого не нужно делать никаких телодвижений, даже поворота головы, только лишь вращение глаз. Поэтому подозрительные типы вызывали у него повышенный интерес и разгоняли скуку. Он даже привстал, желая то ли поприветствовать Андрея, то ли схватить его за шиворот.
— Вам что здесь..? — Вопросом остановил он непрошеного гостя.
Андрей изобразил смущенную улыбку, пытаясь немного приукрасить свою иссушенную небритую физию с фингалом под глазом, но по всей видимости, ему это не удалось.
— Скажите, Людмила Каретникова у вас работает? Манекенщицей?
Охраннику ужасно не хотелось отвечать этому бродяге, но он никак не мог придумать какой-нибудь достойный ответ, чтобы парень сразу развернулся и ушел.
— Ну работает. Дальше что?
У Андрея загорелись глаза, и улыбка расползлась вширь.
— Я могу её повидать?
— Зачем? — Охранник стоял насмерть. На то он и охранник.
Андрей набрался наглости и сказал:
— Я её брат. Двоюродный. Здесь проездом. Еду с Севера на черноморское побережье. В отпуск. Сейчас там бархатный сезон. Поплескаюсь в море, полежу на песочке. Ужасно хочу её повидать. А адрес забыл.
Охранник не поверил ему ни на грош. Ни тому, что брат, ни тому, что с Севера, ни тому, что в отпуск. Слишком непрезентабельная внешность была у отпускника.
— Ее сейчас нет. Где она, не знаю. Когда будет, неизвестно.
Андрей понял, что парень не скажет, даже если знает. Таких потасканных типов, как он, в этом заведении не принимают. Ну, а что он хотел? Мягкое кресло, чашку кофе, глянцевый журнал?
— Я могу её подождать?
Охранник недовольно пожал плечами. Мол, если хотите знать его личное мнение, то он против.
