человечества. Не убивать своих, заботиться о детях… и так далее… что даже животные, не напрягаясь, исполняют. Слушай, мне сейчас в голову одна мысль пришла! Вот представь себе, как родители обращаются с дитём — они воспитывают его в соответствии с возрастом. Так?

— Так.

— Когда человечество ещё в нравственном отношении разгуливало в памперсах, Бог учил их как малышей. Говорил: «Нельзя!» — не объясняя причин. Ребёнок объяснений не слушает. Он суёт руку в огонь и на своём опыте убеждается, что это самое «Нельзя!» говорили ему недаром.

— А если дети не слушались…

— Папа их наказывал! Ставил в угол, драл ремешком и тому подобное! Перелистай Ветхий Завет. «Не троньте яблоко, накажу!» Нет, всё-таки не утерпели, тронули… и получили обещанный подзатыльник. Всё, как и положено в приличной семье!

Светлана вспомнила, как в глубоком детстве не утерпела и откусила всё-таки кусок от маминого импортного и дико дефицитного мыла. А ведь мама говорила, предупреждала, что мыло невкусное! Естественно, мама её шлёпнула… а Светка отчаянно заревела… не столько от боли, сколько от разочарования…

— Итак, — продолжал Кондратьев, — человечество подросло. Вот вам, паршивцы этакие, десять заповедей! Простые, интуитивно понятные истины. Ветхий завет. Всех-то дел — исполнять. Исполните — войдёте тогда в Царствие Небесное. Всё просто и понятно, как баранья лопатка. Но та самая свобода воли, без которой человек — не человек, бесконечно порождает зло…

— …К слову, я считаю, что Дьявол, это и есть свобода воли. Недаром во всех религиях засранец антагонист-Сатана предстаёт этаким капризным себялюбивым пакостником. Врединой- зловрединой, вроде Мишки Оконникова.

Мишка Оконников — кошмар Светланы в первом классе! Ох, сколько от него неприятностей было… пока его родители не уехали в Приморский край, куда призвала Оконникова-старшего его майорская армейская судьба.

— …Это было, когда человечество переживало некий тинейджерский период. Родители в этом возрасте могут апеллировать лишь к тому, что «так надо! это для твоего же блага!! вырастешь — сам поймёшь!». А подросток брыкается и считает, что папа с мамой — замшелые пни и ни черта не понимают в современной жизни. И пороть его уже неловко, и смотреть на его выкрутасы — сердце болит.

Светлана подумала о бесконечных затяжных боях с матерью. Длина юбок, тушь на ресницах, звонки от мальчиков, «в десять чтобы дома была!!!» и прочее, и прочее, и прочее…

— И вот, появляется Иисус. Для себя я считаю, что у Господа просто лопнуло терпение: «Значит так, ребята, — в сердцах сказал Он. — Ни черта вас не берёт. Может, хоть личным примером вас пронять можно? Чтобы вы не ныли, что, мол, правила Мои для вас чересчур тяжки. Значит, отныне у нас разговор будет такой — для тех, кто «имеет уши» и хочет быть со Мной — вот вам Мой личный пример того, что можно и человеку попасть в Царствие Небесное. Более того, доказательство того, что Я вам тут слов на ветер не бросаю — жизнь после смерти действительно существует. Смотрите, внимайте… и прощайте! Вы уже не маленькие, чтобы вас вечно пасти и выгуливать — живите сами!» — и устало удалился, поцеловав Иисуса в лоб.

В общем, Он проделывает то, что делают отчаявшиеся родители, взывая к своим уже взрослым чадам: «Я в твои годы!.. Ты что, думаешь, я этого не проходил?..» В общем, пытаются привлечь последний довод — личный пример…

Так, за разговорами, они пришли домой. Кондратьев, с непривычки, действительно здорово устал. Он отказался от ужина, сказал, что приляжет, посмотрит телевизор… но очень быстро заснул. Светлана приглушила звук, включила торшер и забралась с ногами в любимое кресло, взяв с одной из полок потрёпанный том. Она открыла книгу и нашла всплывшую у неё в голове фразу. Она вспомнилась во время разговора, но Светлана постеснялась процитировать её отцу, сомневаясь в точности…

Да! Она помнила её правильно. Завтра она прочитает её отцу: «Есть вопросы, вся красота которых именно в том, что на них невозможно дать ответы». Хотя… отец — верит… по-своему. И всё же ищет и ищет ответы на вопросы, которые задавали себе, наверное, ещё неандертальцы…

И главный (по сути, единственный) из них вопрос: «Как Он относится ко мне? Кто я Ему? Инфузория, часть эксперимента? Или же всё-таки Он — не всегда понятный, пугающий, грозный… но иногда такой нежный и любящий Отец?»

Коваленко

— И что ты скажешь? — хмуро спросил Коваленко.

Бриджес вздохнул:

— Игорь, я давно уже бросил творчески мыслить. Я — администратор. Вчера, например, меня одолевала комиссия Конгресса США, требовавшая отчётов до последнего цента, а сегодня я вынужден был принимать представителя Ватикана.

— Ну-ну, не прибедняйся. Натравил на комиссию своих экономистов — и забудь. Это их работа, а не твоя. Пусть барабанят на калькуляторах. Я, между прочим, тоже администратор… да и парня из Ватикана я тоже встречал. И даже разговаривал. Слушай, он мне понравился! Во всяком случае, если мы тут нечаянно помрём, он обещал замолвить перед Господом словечко.

— Умеешь ты утешить несчастного старика, стоящего одной ногой в могиле! — трагически воздев руки, сказал Бриджес и засмеялся. — Ладно, чёрт с тобой, открою я тебе свои соображения…

Бриджес подтянул к себе несколько листков чистой бумаги и начал торопливо покрывать её аккуратными строчками. Говорил он чудо, как хорошо! — даром, что в науке величина неоспоримая. Коваленко слушал объяснения, согласно кивая головой. Вот тут старик Бриджес пошёл дальше, чем он… а вот здесь, пожалуй, Коваленко его бы обошёл, применив более изящное преобразование…

«Чёртово зеркало» красовалось на плазменном экране, занимавшем чуть ли не всю стену комнаты для совещаний. Со вчерашнего дня пришлось оккупировать под Базу часть здания Управления Свердловской железной дороги. Вообще-то, удобно. И грузы прибывают прямо к Базе, и места вокруг — навалом. Да и военные довольны — часть Базы охраняет излучина Исети. Это почему-то привело господ офицеров в восторг. Впрочем, это уж их проблемы…

Зеркало! «Чёртово зеркало» — идеально ровная, почти круглая поверхность на одной из западных больших дуг! Семьдесят два с хвостиком метра в поперечнике. Обрамлённое непрестанно шевелящимися протуберанцами, это зеркало отражало всё, что было перед ним… с замедлением в интервале от одной целой, шестисот восьмидесяти четырёх десятитысячных, до трёх целых, пяти десятитысячных секунды. Это на сегодня. Прямо сейчас данные могли запросто измениться. Например, изображение в зеркале вполне могло выдать задержку и до пары сотен лет… если то, о чём сейчас говорит Бриджес, правда. Но старик вряд ли мог ошибиться в расчётах. Хокинс, кстати, предупреждал о чём-то подобном… почти предсказал «альбедо с временным сдвигом»… вот, ведь, голова! А ты, Коваленко, проворонил. И не утешай себя тем, что и Роман тоже мимо этих выводов Хокинса прошёл, не обратив внимания.

— …Вот такие у меня соображения, — закончил Бриджес, с удовольствием обводя конечные формулы прямоугольной рамочкой. — Ты, Игорь, не завидуй мне так открыто, а лучше наполни рюмочки. Чистый, классический виски! Вода, благословенная Господом нашим… из Глазго привёз.

— Пилюлю подслащиваешь… — проворчал Коваленко. — Ладно, тут ты меня обошёл, признаю. Да только Хокинс раньше нас к таким выводам вплотную подошёл.

— Хокинс — физико-математический ангел, посланный нам с небес, — сказал Бриджес. — Его миссия — подчёркивать мысль о том, как мало мы знаем по сравнению с Создателем всего сущего… — он выпил рюмочку и тихо засмеялся.

В кабинете было уютно, несмотря на экран. Вика спала, свернувшись клубочком на диване, приткнутом в угол. Коваленко укрыл её своей кожаной курткой. Видно было розовое изящное ухо.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату