Псы Господни (Domini Canes)

перекрученные узлы мышц. Огромный пенис торчал, как блестящий суковатый ствол деревца с содранной корой. С него капала жёлтая жидкость. Небритая морда ощерилась, по подбородку текли пузырящиеся слюни.

— Тварь гнилая… урод… — процедила Мёрси. Она неосознанно повернулась к твари вполоборота правым боком, выставив вперёд руку с ножом. Колени её были полусогнуты. Страха не было. Она была готова драться, как делали это бесчисленные поколения её предков. О, она удивилась бы, как часто этим безвестным девчонкам и женщинам, приходилось вот так — лицом к лицу, встречать гнусь.

— Ну, иди сюда, извращенец… я тебе, сволочь, покажу «пи…ду»! Ну, чего? Что, уже не хочешь меня, гадёныш? Сифилитик вонючий!

— Тебе пон-ра-вит-ся, — прочавкало существо, словно рот его был набит червями. Мёрси так и не могла даже мысленно назвать его мужиком, мужчиной. Нет, это был самец какой-то немыслимо отвратительной породы, гнездящейся в мозгах извращенцев. Наверное, в глубине души они все представляют себя такими — мускулистыми, волосатыми, потными… наводящими ужас на маленьких девочек, и, — уж, конечно же! — с именно такими гигантскими корявыми членами.

— Я тебе все кишки насквозь про…бу! — прохрипело существо, делая шаг вперёд.

Илья

«Вот и началось!» — мелькнуло в голове у Ильи, пытающегося идти вперёд с ножом в здоровой руке. Проклятая левая рука годилась только на то, чтобы опираться на палку. Когда-то Илья спросил у хирурга, не проще ли не мучить инвалида болезненными и бесполезными операциями, а просто ампутировать ему скрюченную левую кисть. «Сейчас, говорят, есть вполне приличные протезы!» — сказал он после особенно болезненной перевязки, утирая с лица пот и слёзы. «Ну, милый! — ответил весёлый очкастый малый, предоставив перевязочной медсестре закончить работу. — Своё — оно и есть своё. Да и наука вперёд движется! Может, через пару лет такие родовые травмы будут в сельских клиниках запросто оперировать, а ты будешь локти кусать. Понял? Леночка, воткни-ка ему сейчас «тройчатку»… и на ночь тоже». Обессиливший Илья чувствовал, как вот-вот разрыдается от боли. Чёрт, они не понимают! Протез не болит! Протезу можно ломать пальцы, тянуть жилы, выкручивать суставы и резать ножом! Он ничего не чувствует!.. «Ты кричи, когда больно. Что ты всё в себе держишь?» — сказала жалостливая Леночка. Но Илья не мог орать, как другие. Ему почему-то было стыдно… но при этом он никогда не считал себя более терпеливым, чем остальные. Перед болью были равны все, — и каждого она ломала по-своему…

Ухватившись правой рукой за палку, стараясь не потерять при этом нож, он торопился дойти до отдела теннисных товаров, где сейчас Мёрси лицом к лицу столкнулась с чем-то омерзительным и страшным. Секунды падали, как пудовые гири… и каждая из них могла стать последней в жизни хмурой красивой девчонки с такими удивительно внимательными серыми глазами.

Проклятая палка скользнула по поверхности пола, но Илья уже был у прилавка. Благодарение Богу, прилавок не был застеклён, иначе Илья просто пробил бы рукой с ножом это чёртово стекло, под которым магазины так любят раскладывать мелкие товары. За спиной что-то не то скрипнуло, не то отломилось… Илья вдруг понял, что уже несколько секунд слышит испуганные голоса и топот ног. Он поднял голову, стараясь опираться бёдрами на прилавок…

…хоть бы он не заскользил по полу…

…я грохнусь… я грохнусь вместе с этим чёртовым прилавком…

…Чип и Дейл спешат на помощь…

…мама, это урод? Нельзя так говорить, деточка!..

… разъярённая Мёрси стояла к нему вполоборота.

— Я тебе все кишки насквозь про…бу! — прохрипело существо, делая шаг вперёд.

— Вырву его с корнем, — звенящим голосом, но удивительно спокойно сказала Мёрси.

Илья чувствовал себя полным идиотом. Он приковылял аж целых шесть шагов на помощь, проделав этот путь со скоростью и грацией годовалого ребёнка. Он ринулся спасать Мёрси от мускулистого, потного и волосатого мужика с огромным членом, поражённым не то проказой, не то сифилисом. Тугие мышцы этого поганого Приапа напряглись… ещё секунда и…

«Мамка, дай хлеба! Мы на речку пойдём! Илья с нами пойдёт!» «Соли возьми, а то опять забудешь!» «Не-е… не забуду… я даже перец взял!» — весело и чётко прозвучало в голове. Илья успел только слабо удивиться тому, что кто-то новый появился в магазине и переговаривается такими счастливыми беззаботными голосами… а его правая рука уже перехватила лезвие, мгновенно определив центр тяжести ножа, безошибочным движением, с короткого замаха метнул нож в тварь. С короткого, потому что его чудесная, любимая, замечательная и единственная здоровая рука… не рука конечно, а он сам… он сам?!. понимали, что времени для сильного замаха из-за плеча, из-за правого уха, времени для точного прицеливания — уже не осталось.

Илья метнул нож сильно и уверенно, как когда-то, двадцать с лишним лет назад он кидал и кидал любимый нож брата в стену сарая. Он тренировался до одури, он просил братьев держать язык за зубами… а потом, на рыбалке, сидя в инвалидной коляске, он торжествующе поочерёдно метал нож и три заточенных под финки напильника, каждый раз попадая в ствол наклонившейся над водой берёзы. Мальчишки прыгали от восторга, братья гордо бегали вытаскивать воткнувшиеся в кору лезвия и отнесили их обратно Илье… и победно смотрели по сторонам — вот он, братан наш, Илюшка, какой! Пусть только кто-нибудь сунется! А Илья, метнув в последний раз все четыре ножа, внезапно заплакал. Молча, не всхлипывая. И все сделали вид, что не замечают…

Нож вошёл твари в шею.

Мёрси

…Нож вошёл твари в шею. Он вошёл удивительно легко, до половины! «Бог ты мой, Илья убил его!» — мелькнуло в голове. Туман всколыхнуло тяжёлым и вязким порывом, мгновенно обдавшим их запахом тухлого мяса. Существо завизжало и шарахнулось в сторону, выдёргивая нож, а потом, взревев, шарахнулось к выходу. К пенису его прилипла футболка и это испугало Мёрси… хотя… хотя теперь уже можно было бояться — тварь убегала. «Липкая… липкая и вонючая жёлтая жидкость… бл…дь, и он хотел запихнуть в меня это!» Ещё позавчера Мёрси бы вырвало от одной только мысли об этом, но сейчас она удержала мгновенный позыв к рвоте. Нельзя было дать уйти этой омерзительной твари, иначе каждую ночь Мёрси — Маринка — будет засыпать с мыслями о том, что где-то в ночи к ней осторожно крадётся огромная мускулистая тварь.

Она неумело размахнулась и бросила свой нож в голую потную спину. Нож ударил наискосок, войдя неглубоко, но удар пришёлся на тот момент, когда тварь перемахивала прилавок, ощеряясь в сторону отшатнувшегося Ильи. От неожиданности и боли существо споткнулось и с грохотом свалилось, своротив прилавок, но тут же вскочило на четвереньки и прыгнуло к стеклянным дверям. Нож Мёрси выпал из раны и брякнул по полу, подкатившись к упавшему Илье.

Много позже, Мёрси вдруг подумала о том, что туман в эти мгновения был более… прозрачным, что ли? Во всяком случае, и она, и все остальные, отчётливо видели, как у самых дверей тварь, ухватившаяся одной рукой за алюминиевый косяк, обернулась к ним и раскрыла рот, чтобы крикнуть им какую-то угрозу. Кровь из шеи стекала у неё по груди, пенис обмяк, футболка по-прежнему волочилась, прилипнув к нему… Да! Тварь убегала… она была разъярена… она уже представляла себе, как потом, в следующий раз…

Гарпун вонзился ей прямо в правую глазницу.

— Га! — коротко хрюкнула тварь и упала. Тошнотворный запах на мгновение усилился и вдруг пропал. Вокруг рухнувшего, бьющегося тела сгустился чёрный жирный туман, завихрился спиралью, разбрасывая в стороны стремительно вращающиеся тонкие хлысты-протуберанцы… и исчез.

В дверях никого не было.

— Допрыгался, сволочь, — совсем рядом сказала запыхавшаяся Анна.

Мёрси повернула внезапно одеревеневшую шею и увидела Сашку, державшего в руке короткое