Псы Господни (Domini Canes)

необходимое количество одноразовых шприцов, и научилась колоть ребёнка сама. Иначе они вдвоем, наверное, упали бы в поликлинике с сердечным приступом перед десятым уколом прямо посреди коридора третьего этажа.

Смешно? Наверное да — со стороны смешно. Кто не был матерью — не поймёт…

И вообще — в поликлиниках нет ничего весёлого… кроме зайчиков и медвежат на стенах…

Разве что по вторникам, в «день малютки», когда перед входом устраивалась стоянка из разноцветных детских колясок, а всё помещение оглашалось громогласными воплями здоровых, вечно голодных «грудничков», в этом здании царило жизнерадостное оживление…

Анна ненадолго отвлеклась и даже повеселела, представляя реакцию Ильи, когда она предложит сделать ему обезболивающий укол «Диклофенака» в задницу. «И никуда не денется, — подумала Анна, — спину надо срочно лечить, иначе не дойдёт Илюша до финиша. Главное — найти лекарство…где же этот чёртов аптечный киоск?»

Сашкина фигура смутно маячила впереди по лестнице. Ружьё болталось на плече стволом вниз. «Интересно, зачем ему ружьё в таком тумане, да ещё и не стреляющее?»

Анна вдруг представила, как Сашка медленно снимает ружьё с плеча, неуклюже поворачивается к ней…

…он взводит курки и небрежно целится прямо в лицо Анне…

…пуля вылетает из ствола и красиво, как в «Матрице» плывёт навстречу, вгрызается в тонкую кость лба, пробивает череп, выходит через затылок, выплёскивая кровь и мозги…

…кровь течёт по лицу Анны…

….и все проблемы на этом заканчиваются…дальше без меня, ребята…удачи вам… и — прощайте!

Сашка неуклюже поворачивается к ней через правое плечо…

…и улыбается.

— Перила для детей! Низенькие такие, да!

— Да, Саша, низенькие.

…какая дрянь лезет в голову…

…туман…

На повороте лестницы, на первой же площадке Анна на секунду замешкалась. Ей послышались детские голоса — оттуда, снизу, от регистратуры. Приглушённые обрывки разговоров, резкие реплики.

…талончики к хирургу закончились! запись завтра с девяти часов!

…мама, мама, я хочу гуля-а-а-ать…

…девушка, найдите карточку, там живая очередь…

…год рождения, адрес, — побыстрее, мамочки, побыстрее…

…и — голос сына — такой родной, почти забытый — мам, мы уже всё, да? завтра не придём?

…и — голос Леночки — а у вас детки есть?…можно я буду звать вас мамой?

Анна резко оглянулась и даже сделала шаг назад, но вовремя спохватилась, — обман, обман, снова обман — здесь никого нет, кроме нас, — опять повернулась, и — Сашки впереди не было! Только что в тумане маячила его широкая спина, такая уверенная, спокойная, надежная, с бесполезным ружьём… и вот — ничего кроме желейных желто-серых клубов мути над ступенями.

— Саша! Сашка! — громко, сердито крикнула Анна. Ну, куда его понесло, дурака?!

Тишина… и только какое-то довольное чмоканье снизу.

— Саша-а-а!!!! — Анна кинулась вверх по лестничному пролету. Она споткнулась и чуть не упала, чудом удержав в руке подводное ружьё. Сердце бешено колотилось. В панике она повернула на сто восемьдесят градусов — обратно, вниз по лестнице на междуэтажную площадку. Лестничный пролёт вёл наверх. Только что она поднималась снизу, а теперь ступени вели наверх! Снова туда — следом за пропавшим силуэтом Сашки!

Анна остановилась, как вкопанная. Посмотрела налево, направо… оба лестничных пролёта поднимались вверх… под крутым углом. Она стояла одна на лестничной площадке между вторым и первым этажами, как на дне ущелья, судорожно нащупывая в колчане гарпунные стрелы, кусая губы…. и дороги обратно вниз не было. Как не было ни Сашки, ни звуков, ни надежды, да и сил, наверное, уже никаких не было — только настойчивая мысль пульсировала в висках: «Одна, неужели опять одна? Одна… не хочу…не могу… не могу!!!»

Весёлый гном смотрел на неё со стены. Губы его были ярко-красными, как будто старый бородатый хрен только что напился крови. Он подмигивал, глумливо разведя руками — а вот тебе, мамочка! Вот тебе! Приколись. У нас тут весело.

Илья, Мёрси

Оно, под водочку-то, хорошо идёт. Разговорились. И спина почти не ноет, во всяком случае, если сесть удобнее, палки лыжные положить одним концом на сиденье и на них правую ногу пристроить — удобно! Жаль, стул офисный, не очень мягкий, но «за неимением кухарки дрючат и дворника», как говорил бывший оператор станков с ЧПУ завода 333, а ныне вполне нормально преуспевающий бизнесмен Важенин, совсем недавно переехавший из 21-го дома в другой район вместе с женой Наташей-сомелье.

— Я тут как-то наткнулся на газеты 90-х. Сашка с антресолей их достал. Вроде, и времени немного прошло, а читаешь — глаза на лоб лезут. И о чём только не болтали люди в то время! Вот ты, Мёрси, скажи мне — рубль сейчас конвертируемый или нет?

— Да хрен его знает, — пробормотала Мёрси, решившая почистить свой пистолет. Саша показал ей, как это делается, вот Мёрси и решилась. Дело было совсем непривычное… и какое-то неуместное. Хорошо, хоть оружейную смазку запасливый Сашка в «Охотнике» в своё время прихватил, а то бы ковырялась сейчас Мёрси какой-нибудь веточкой, как дитё. И запорола бы оружие — это уж точно!

— Вот и я не знаю. Так вот, в те времена о конвертируемости рубля только и талдычили. Я вспомнил, как даже в «чайхане» об этом нет-нет, да и заведут разговор. Понимаешь? Чуть что — мужики горячатся: «Это всё потому, что рубль неконвертируемый! Вот введут его и сразу у нас в России всё нормально будет!»

— И чего?

— Да так… к слову. Просто тогда все трепали именно эту долбанную конвертируемость, как панацею, а сейчас панацеей считают что-то другое. Каждой пятилетке — свой фетиш. Все машут руками, дискутируют, спорят… и все этим довольны. Мол, в спорах рождается истина. Всегда… и сейчас — тоже.

— Какое тебе «сейчас»… вымерли все… наврал этот ваш Сатана, вот и всё.

— Наврал… — Илья вздохнул и стал откручивать колпачок фляги, — хорошо бы — «наврал»…

Он выпил глоток, поморщился, потряс головой и продолжил:

— А вдруг, не наврал? И сидим мы сейчас с тобой в параллельном мире! А в нашем, родном, мире обсуждают какой-нибудь очередной План спасения родины из тисков кризиса…

— Не трави, блин, душу! — рассердилась Мёрси. — Какая разница, параллельный мир или перпендикулярный! Мы-то, здесь сидим!

— Тихо, тихо… не горячись! — примирительно сказал Илья. — Что ты… взвилась, как петарда? Это я