борцов и обратил свою ярость против диких зверей.
Он устроил грандиозное зрелище и дал обещание собственной рукой убить всех зверей. Молва об этом распространилась повсюду, и со всей Италии, а также из соседних провинций сбегались люди, чтобы посмотреть на то, чего они раньше никогда не видали. Ведь разговоры о силе Коммода и о необычайной меткости его руки шли уже давно. При императоре постоянно находились чрезвычайно опытные в стрельбе из лука парфяне и лучшие метатели копья мавританцы. Однако даже их он в конце концов превзошёл своей ловкостью!
Когда же наступили дни зрелищ, амфитеатр был наполнен битком. Для Коммода была устроена ограда в виде кольца, чтобы он не подвергался опасности, сражаясь со зверями лицом к лицу, но, бросая копьё сверху, из безопасного места, выказывал при этом больше меткости, нежели мужества. Оленей, газелей и других рогатых животных, какие ещё есть кроме быков, Коммод поражал, бегая вместе с ними по арене. Но львов, леопардов и других благородных зверей он убивал копьём сверху, обегая вокруг. И никто, пишет Геродиан, не увидел ни второго дротика, ни другой раны, кроме смертоносной; как только животное выскакивало, император наносил удар в лоб или в сердце и никогда не метал в другую цель, и дротик его не попадал в другую часть тела. Вслед за этим зрелищем последовали другие. Отовсюду для Коммода привозили разнообразных зверей, и, убивая, он показал римлянам множество животных из Индии, Эфиопии, из южных и северных земель, дотоле им неизвестных. Как-то раз из подземелий была одновременно выпущена сотня львов, и он убил их всех таким же количеством дротиков — трупы их лежали долго, так что все спокойно пересчитали их и не увидели лишнего дротика. При избиении зверей Коммод проявлял необыкновенную силу, пронзая пикой насквозь слона, прокалывая рогатиной рог дикой нумидийской козы и убивая громадного зверя с первого удара.
Но если во всём этом Коммод был достаточно силён, то в остальном оказывался слаб и немощен. У него была большая опухоль в паху, и римский народ замечал этот его недостаток сквозь шёлковые одежды. Лень и небрежность его доходили до того, что на многих прошениях он писал одно и то же, а почти все его письма ограничивались единственной фразой: «Будь здоров». Все же остальные государственные дела делались другими с великими злоупотреблениями. Погиб Коммод в 192 году в результате заговора, который составили против него ближайшие к нему люди. Говорят, что, поссорившись со своей любовницей Марцией, он составил список тех, кого хотел казнить этой ночью. Кроме Марции и ещё нескольких известных людей в него внесены были Лет, префект претория, и Эклект, императорский спальник. Но случилось так, что Филокоммод, маленький мальчик, с которым император любил возиться и спать, играя вытащил этот список из кабинета Коммода. Таким образом, он попал в руки Марции, а она показала его Лету и Эклекту. Хотя эта история и кажется очень неправдоподобной, она вполне вероятна; во всяком случае несомненно, что именно эти трое задумали умертвить принцепса и осуществили свой замысел. Когда Коммод после бани пришёл к Марции, она напоила его отравленным вином. Сначала яд подействовал усыпляюще, но потом у Коммода началась сильная рвота. Заговорщики испугались, что после этого сила яда окажется недостаточной и император догадается о покушении. Тогда они подослали к нему вольноотпущенника Нарцисса, мастера натираний. Как бы занимаясь своим искусством, тот надавил Коммоду локтем на горло и таким образом задушил его.
КАРАКАЛЛА
По свидетельству Геродиана, оба сына императора Септимия Севера — Каракалла и Гета — были испорчены роскошью и столичным образом жизни, чрезмерной страстью к зрелищам, приверженностью к конным состязаниям и танцам. Братья постоянно ссорились между собой из ребяческого самолюбия, из-за перепелиных боёв и петушиных сражений или когда происходили драки между другими мальчиками. Их увлечения зрелищами или музыкой всегда приводили к ссорам; им никогда не нравилось что-нибудь общее: всё приятное одному, другому было ненавистно. С обеих сторон их подзадоривали льстецы и слуги, угождая их детским прихотям и сталкивая братьев между собой. Отец, зная об этом, пытался сблизить и образумить сыновей, но все его усилия были тщетны. Чтобы приучить детей к власти, он брал их с собой в походы: и в Парфянский, и в Британский. Каракаллу он рано женил на дочери префекта претория Плавтиана, рассчитывая, что в результате брака он образумится. Но не слишком довольный браком и женившийся более по принуждению, чем по своей воле, Каракалла враждебно относился к молодой женщине: не делил с ней ни ложа, ни трапезы, чувствовал к ней отвращение и часто грозил убить её, как только станет единственным обладателем власти. Говорят, что он даже не скрывал своего намерения занять престол любой ценой. В Британии, когда Септимий Север окончательно слёг в постель, сражённый тяжёлым недугом, Каракалла стал усиленно заискивать перед солдатами, а на брата клеветал самым недостойным образом. Тяжелобольной, немощный, отец казался ему тягостным и обременительным. Он уговаривал врачей и прислужников как-нибудь повредить старику во время лечения, чтобы скорее от него избавиться. Врачи отказались исполнить этот бесчеловечный приказ. Поэтому, когда Септимий в 211 году всё-таки умер, Каракалла первым делом велел перебить всех домочадцев и врачей, которые не послушались его указаний, а потом воспитателей, которые обучали их с братом, так как они надоели ему, настоятельно упрашивая жить в согласии. Наедине богатыми дарами и обещаниями он угождал военачальникам для того, чтобы они убедили войско провозгласить императором его одного. Воинов он, однако, не соблазнил: они оказывали одинаковое почтение и преданность обоим.
Вторая жена Септимия Севера императрица Юлия Домна, а также высокопоставленные лица пытались примирить братьев. Каракалла, поскольку все противодействовали ему в его желаниях, больше по необходимости, чем по доброй воле склонился к дружбе и согласию, скорее показному, нежели истинному. По возвращении в Рим братья, не доверяя друг другу, поспешили разделить дворец пополам. По их приказу были наглухо забиты все проходы между двумя частями дворца. Каждый делал всё что мог, лишь бы как- нибудь освободиться от брата и получить в свои руки всю власть. Перепробовав все виды коварства, Каракалла потерял терпение и решил действовать открыто. 26 февраля 212 года он внезапно напал на Гету в спальне Юлии Домны и заколол его мечом. Осуществив убийство, он выскочил из спальни мачехи и с громким криком бросился вон из дворца. Воинам дворцовой стражи он велел, чтобы они без промедления проводили его в преторианский лагерь, где под охраной у него будто бы есть ещё надежда спастись: оставаться здесь во дворце — значит идти на верную гибель. Не зная, что произошло внутри дворца, те поверили и, так как он бежал без оглядки, все выбежали вслед за ним. Оказавшись в лагере и в храме, где преклоняются перед войсковыми значками и статуями, Каракалла, бросившись на землю, стал давать благодарственные обеты и приносить жертвы за спасение. Когда об этом сообщили воинам, все они, поражённые, сбежались к нему. Каракалла выступил перед ними, но не стал прямо рассказывать, что, собственно, произошло, а кричал только, что избежал опасности и козней заклятого врага, что в тяжкой борьбе еле-еле осилил врагов, что под угрозой были они оба, и в его лице милостивая судьба сохранила хотя бы одного государя. Тут же он пообещал выдать каждому войну за своё спасение и единовластие по две тысячи пятьсот аттических драхм, а также в полтора раза увеличить получаемое ими довольствие. Закончив речь, он велел преторианцам разойтись и сразу получить эти деньги из храмов и казнохранилищ. Услыхав о таких суммах и сообразив, что произошло, воины объявили Каракаллу единственным императором, а Гету провозгласили врагом.
В скором времени были убиты все близкие и друзья брата, а также и те, кто жил во дворце на его половине; слуг перебили всех; возраст, хоть бы и младенческий, во внимание не принимался. Откровенно глумясь, трупы убитых сносили вместе, складывали на телеги и вывозили за город, где, сложив их в кучу, сжигали, а то и просто бросали как придётся. Вообще погибал всякий, кого Гета хоть немного знал. Уничтожали атлетов, возниц, исполнителей всякого рода музыкальных произведений — словом, всех, кто услаждал его зрение и слух. Сенаторов, кто родовит или побогаче, убивали по малейшему поводу или вовсе без повода — достаточно было для этого объявить их приверженцами Геты. Были перебиты все, кто происходил из императорского рода. Умерщвлён был и двоюродный брат самого Каракаллы, также носивший фамилию Севера, и некоторые другие. Из сенаторов погибли все представители патрицианских родов. Каракалла засылал своих людей и в провинции, чтобы истреблять тамошних правителей и наместников как друзей брата. Каждая ночь несла с собой убийства самых разных людей. Весталок он заживо зарыл в землю
