Хиросимы. Они стартуют завтра утром. — Для нас это будет долгий полет, — сказал я. — Даже если нас ждет успех, мы не сможем вернуться к завтрашнему утру. — Так полетим в Пекин. Он уже находится в руках товарищей. — Правильно. Ульянов, Дутчке и Уна Перссон пришли на борт вместе с генералом Шоу. — Я хочу, чтобы они это увидели. Чтобы они в это поверили, — сказал он мне. На корабле находилось, кроме того, несколько ученых, наблюдавших за погрузкой какого-то довольно крупногабаритного предмета, происходившей через наши нижние люки. Это были чрезвычайно серьезные венгры, немец и американец, и они не сказали мне ни слова. Но среди них был также один австралиец. Его я и спросил, что здесь, собственно, происходит. Он улыбнулся: — Происходит не здесь. Что-то происходит, но на небесах, вот что надо говорить. Ха, ха! Кто-нибудь вам и скажет, но только не я. Удачи, товарищ! После чего он вместе с остальными учеными оставил корабль. Генерал Шоу положил руку мне на плечо: — Ни о чем не беспокойтесь, Бастэйбл. Обо всем узнаете, когда мы будем на месте. — Должно быть, это бомба, — предположил я. — Какая-то особенно мощная бомба? Нитроглицерин? Зажигательный снаряд? — Да подождите же! Мы все стояли в рубке «Лох Этив» и смотрели, как садится солнце. Корабль — мне следовало бы называть его «Шань-Тянь» — не был больше тем столь памятным мне роскошным пассажирским судном. Всю обстановку, которая не требовалась в бою, убрали, а из иллюминаторов теперь торчали стволы орудий, стреляющих без отдачи. Прежние прогулочные палубы превратились в орудийные. Там, где некогда танцевали пассажиры, нынче разместились склады боеприпасов. Если нас все-таки обнаружат, у нас будет чем ответить на огонь. Мысли мои обратились к прошлому, к дурацкому столкновению с «мустангером Ронни». Без него я не был бы сегодня командиром этого корабля, направлявшегося на безрассудно дерзкое задание, до сих пор не вполне для меня понятное. Казалось, со дня моей встречи с Рейганом прошло больше времени, чем с того мгновения, когда я был заброшен из моей эпохи в мир будущего. Ульянов стоял рядом со мной, когда я склонился над приборами и готовился отчалить. — Что п'изадумались, молодой человек? Я взглянул в его старые, ласковые глаза. — Я только что спрашивал себя, как за одну ночь превратить добропорядочного офицера английской армии в отчаянного революционера, — сказал я с улыбкой. — Это случалось со многими, — ответил он. — Я часто становился свидетелем таких п'ев'ащений. Но сначала нужно ткнуть их лицом в огромное количество несп'аведливости… Никто не хочет ве'ить в то, что ми настолько жесток. Ничего не знать о жестокости означает ох'анять свою невинность, как вы думаете? А нам всем так бы хотелось оставаться невиновными! еволюционе — это человек, кото'ому не удалось сбе'ечь свою невинность, но кото'ый, тем не менее, так отчаянно желает получить ее об'атио, что в конце концов п'иходит к попытке создать ми', где невинными будут все. — Но разве такой мир может быть когда-либо создан, Владимир Ильич? — я вздохнул. — Вы описываете сад Эдема, знаете ли. Знакомая мечта. Но воплощенная в действительность? Не знаю. Я спрашиваю себя… — Существует бесконечное множество всевозможных общественных уст'ойств. В бесконечной Вселенной ано или поздно все они могут быть еализованы. Только от человечества зависит сделать явью то, к чему оно в действительности ст'емится. Человек — существо, кото'ое может создать почти все, что желает создать — или же уничтожить все, что желает уничтожить. И по'ой даже меня, несмот'я на то, что я так ста', человек все еще пове'гает поистине в изумление! — он хихикнул. Я подумал о том, что он был бы по-настоящему изумлен, если бы узнал, кем я являюсь на самом деле! Стало темно. Единственным нашим источником света была подсветка приборов. Я намеревался поднять корабль на высоту в три тысячи футов и держать эту высоту так долго, как только возможно. Ветер дул примерно в северо-восточном направлении. Он отнесет нас в нужную сторону и поможет покинуть долину, не используя силы моторов. — Отдать тросы! — приказал я. Наши якорные тросы упали, и мы начали подниматься. Я слышал, как ветер шелестит у наших бортов. Я видел, как огни Города Восходящего Солнца становятся под нами все меньше и меньше. — Высота три тысячи футов, штурман! Угол подъема сорок пять градусов. Встаньте к ветру левым бортом, — я еще раз проверил показания приборов. Царило безмолвие. Дутчке и Уна Перссон стояли у окна и смотрели вниз. Шоу и Ульянов находились возле меня и вглядывались в приборы, показания которых им ровным счетом ничего не говорили. Шоу был одет в голубой хлопчатобумажный костюм. Он пыхал сигарой. На голове у него набекрень сидела шляпа из плетеного камыша, какие носят кули. На поясе кобура с пистолетом. Спустя какое-то время он принялся расхаживать по рубке взад и вперед. Мы медленно взмыли над горами. В несколько минут мы уже находились над главным лагерем врага, в пределах досягаемости его артиллерии. Если бы нас обнаружили, то могли бы очень быстро направить против нас несколько кораблей. В таком случае по поводу исхода нашей операции не могло быть никаких сомнений. Мы бы рухнули с огромной высоты вместе с нашим проектом «АБ». Не думаю, что Город Восходящего Солнца нашел бы в себе достаточно сил продолжать борьбу после гибели Шоу. Но в конце концов мы миновали лагерь врага и немного расслабились. — Можем мы теперь включить моторы? — осведомился Шоу. Я покачал головой: — Еще нет. Может быть, минут через двадцать. Может быть, и позже. — Мы должны быть в Хиросиме прежде, чем рассветет. — Понимаю. — Если только верфи будут разрушены, у них возникнут почти такие же трудности с пополнением боеприпасов, как и у нас. Тогда мы сможем сразиться почти на равных. — Верно, — согласился я. — А теперь вы можете мне наконец сказать, генерал Шоу, как вы намерены осуществить это разрушение? — Решение проблемы лежит в нижнем трюме корабля, — ответил он. — Вы же видели, как ученые доставили его на борт. — Но что же это такое — ваш проект «АБ»? — Мне объяснили, что это бомба. Бомба с повышенным коэффициентом полезного действия. Я знаю лишь немногое. Это все относится к высшим научным сферам. Об этом задумывались некоторые ученые еще в начале нашего столетия. Нам стоило множества денег и долгих лет исследований, прежде чем был изготовлен вот этот единственный экземпляр, который теперь лежит у нас в трюме. — Откуда же вы знаете, что эта бомба взорвется? — Этого я знать не могу. Но в том случае, если она сработает, то один-единственный взрыв сможет уничтожить большую часть их верфей. Ученые мне объяснили, что сила взрыва равна по мощности силе взрыва сотни тонн нитроглицерина. — Боже милосердный! — Я тоже не спешил им поверить, однако они меня убедили. Прежде всего тем, что когда три года назад проводили небольшой эксперимент этой серии исследований, то вся лаборатория взлетела на воздух. Я только знаю, что здесь что-то связано с атомарным строением материи. Теорией бомбы они обладали уже довольно давно, но прошли годы и годы, прежде чем им удалось превратить ее в практику. — Что ж, будем надеяться, что они не ошиблись, — я улыбнулся. — Если мы ее сбросим и выяснится, что по силе взрыва она равна детской хлопушке, у нас будет довольно глупый вид. — Это верно. — А если она так сильна, как вы сказали, то нам лучше держаться как можно дальше от нее. Взрывная волна распространяется также в высоту, не только в ширину. Нам нужно находиться на высоте по меньшей мере в тысячу футов над землей, когда дойдет до взрыва. Шоу рассеянно кивнул. Вскоре я уже мог включить моторы, и рубка «Шань-Тянь» задрожала, когда мы помчались сквозь ночь со скоростью в сто миль при попутном ветре. Гром моторов, работающих в полную мощь, звенел в моих ушах сладчайшей музыкой. Постепенно мое настроение поднялось. Я еще раз проверил, где мы находимся. Мы потеряли не так уж много времени. По моим расчетам, мы будем над верфями Хиросимы примерно за полчаса до рассвета. Некоторое время все мы стояли в рубке, слушая бодрое гудение моторов, и каждый был погружен в свои мысли. Наконец молчание прервал Шоу. — Если я теперь умру, — сказал он неожиданно и тем самым выразил ту мысль, которая шевелилась во всех нас, — то по крайней мере оставлю своей стране в наследство революцию, которая победит во всем мире. Ученые в Городе Восходящего Солнца претворили в жизнь проект «АБ», даже если эта бомба и не сработает. Будут построены новые фэй-цзы, их распределят между революционерами. Я дам народу силу. Силу самостоятельно решать свою судьбу. Я уже показал людям моей страны, что великие державы вовсе не непобедимы, что их можно сокрушить. Вот видите, дядя Владимир, надежда, а вовсе не отчаяние, вызывает победоносные революции! — Возможно, — отозвался Ульянов, — Но одной надежды недостаточно. — Нет — политическая власть вырастет из лопнувшего кожуха нашей бомбы. Если угнетенные получат такие же бомбы, они смогут сбросить с себя иго своих угнетателей! — В том случае, если бомба сработает, — бросила Уна Перссон. — Я в этом вовсе не уверена. Реакция ядерного распада, да? Все это прекрасно, но как вы думаете осуществить это на практике? Боюсь, вас немного ввели в заблуждение, мистер Шоу. — Поживем — увидим. Я вспоминаю, как меня охватили предчувствия, когда показалось темное побережье Японии после залитого луной моря. Мы заглушили моторы, и ветер погнал нас вперед. Я привел в состояние готовности схемы включения и снял с предохранителей рычаги, закрепляющие люки нижнего трюма, чтобы сбросить бомбу на ничего не подозревающие верфи. С высоты я видел гирлянды огней всех цветов радуги. Город Хиросима. Под нами простирались верфи — на мили и мили вдоль побережья тянулись ангары, причальные мачты, ремонтные доки. Эти сооружения почти исключительно использовались в военных целях, особенно теперь. Если нам
