Обычно после ухода поздних гостей Милюнэ мыла посуду, и слушала жаркие споры хозяйской четы. Она уже кое-что понимала и догадывалась, что Агриппина Зиновьевна попрекала своего мужа. Тренев защищался и, кажется, оправдывался.
— И кончится дело тем, что ты останешься на бобах! Сейчас самое время лезть вперед, к власти! Все боятся, никто не знает, что будет дальше. А мое сердце чует — по-старому уже не будет! Те, кто похрабрее да порасторопнее, — те и вылезут.
— Что-то таких у нас на Анадыре не видать, — заметил Тренев.
— Вот и хорошо — этим надо и пользоваться!.. Представь себе, Вань… Проходит смута, настает спокойствие и твердость власти, а ты — губернатор Чукотки. Вся пушная торговля в наших руках, Каширин копает для нас золото, дикари платят ясак… Зимой будем уезжать в Калифорнию или во Флориду… Эх, какую жизнь упускаешь. Вань!.. Может быть, это наш последний шанс.
Обогнув остров Алюмка, моторно-паруснсе судно 'Полар Бэр' торгово-промышленной компании Гудзонова залива медленно, словно на ощупь, пробиралось к мысу Обсервации.
Тренев неторопливо одевался, соображая, как ему держаться с американцами.
Можно будет обойтись строго — внушить капитану, что заход в территориальные воды России без особого разрешения властей грозит штрафом… А можно вообще об этом не заговаривать, тем более что американцы никогда не испрашивали разрешения на заход в чукотские воды, считая это излишним… В Ново-Мариинске английский знали двое — Тренев и бывший американский моряк норвежского происхождения Волтер. Третий знаток английского — Каширин — в отъезде.
Тренев тщательно побрился, пебрызгался остатками одеколона, надел суконный сюртук и критически оглядел себя в зеркало. Не мешало бы постричься, но времени на это уже не было.
Глядясь в зеркало, Тренев представлял себя во фраке, как мечтала Агриппина Зиновьевна, в цилиндре, в руках черная трость с белым набалдашником из моржовой кости. Именно из моржовой, а не из слоновой…
На берегу уже была приготовлена лодка — утлое суденышко, щедро залитое черным варом. Лодка принадлежала Волтеру и, это означало, что и он поплывет на судно. Кроме Тренева, в лодку сели Желтухин, Сосновский, Грушецкий и Бессекерский.
Шел прилив, и надо было грести изо ввех сил, чтобы не промахнуться, не проскочить мимо корабля. На весла сели Бессекерский и Волтер.
Стоявший на носу Сосновский ловко ухватил брошенный с корабля конец.
Шхуна была знакомая, но капитан новый. Он встретил у борта представителей местной власти. Не успели все поздороваться с капитаном, как Тренев услышал знакомый голос.
— Мистер Тренев! Рад вас видеть здоровым и живым!
Тренев поднял голову и увидел на капитанском мостике старого знакомого Олафа Свенсона. Американец, не очень представительный с виду, был одет, как простой матрос.
Олаф умел располагать к себе людей. Он не гнушался чашкой чая, поданной грязными руками эскимосской хозяйки, входил в яранги не зажимая носа, знал эскимосский и чукотский языки в пределах, достаточных для торговых сделок.
На все другие торговые и транспортные корабли местные жители обычно не допускались из 'гигиенических соображений', но на корабль Олафа Свенсона, где в кают-компании всегда был накрыт стол для чаепития, их приглашали с радушной улыбкой. И еще одно обстоятельство — Олаф Свенсон никогда лично не торговал спиртным и, во всяком случае на словах, был ярым противником спаивания местного населения.
Сам Олаф Свенсон поддерживал личные связи лишь с несколькими жителями прибрежных селений. Остальное население довольствовалось легендами о добром и отзывчивом, справедливом американце.
Обычно Олаф Свенсон редко заходил в Анадырский лиман, предпочитая плавать в районе Берингова пролива, где были сосредоточены его фактории. Но в эту навигацию первым он сделал заход в уездный центр, чтобы разузнать о политическом положении края.
Тренев поднялся на мостик и прошел вместе с сопровождавшими его анадырцами в каюту капитана, где их ждал улыбающийся, весь сияющий радушием Олаф Свенсон.
— Здравствуйте, господа! — сказал он, пожимая всем руки, заглядывая 'в глаза. — Вы превосходно выглядите! Тяготы полярной ночи идут вам на пользу. Рассаживайтесь, чувствуйте себя как дома…
Вошел стюард с огромным медным подносом, уставленным разнокалиберными бутылками и стаканами. Здесь было множество сортов виски, джин, имбирное пиво и даже безалкогольное пиво для трезвенников. Таковых среди анадырцев не оказалось, и большинство предпочло янтарное неразбавленное пшеничное виски.
Пока гости насыщались фруктами, пили и закусывали, Олаф Свенсон говорил сам:
— Во-первых, позвольте вас, господа, поздравить с победой революции. С установлением новой демократической власти… Однако, судя по сообщениям наших газет, Россия не достигла стабилизации. Идет противоборство различных партий, и какие-то большевики во главе с Лениным пытаются захватить власть.
Анадырцы, отставив угощение, внимательно слушали американца.
Переводил Арене Волтер.
— Но просвещенный мир и цивилизованное человечество внимательно следят за Россией, — продолжал Свенсон. — И я уверен, что в мире найдутся разумные силы, которые не дадут ввергнуть в окончательный хаос вашу страну…
Свенсон умолк и снова очень дружелюбно улыбнулся.
Почесав в голове, Бессекерский спросил:
— Кто же они такие, эти большевики? И огкуда они объявились?
— По-видимому, это течение в русской революции существовало и раньше, — ответил Свенсон. — Такие крайние намерения не являются чем-то новым и неожиданным. Еще в сочинениях древних авторов вы можете прочитать об идеальном обществе, где нет собственности и все поровну принадлежит всем людям без исключения…
Свенсон произносил слова со вкусом, наслаждаясь превосходством над этими жалкими русскими, явно растерянными.
— Мое правительство обеспокоено положением огромного края, который практически остался без продовольственного снабжения, — продолжал Свенсон. — И оно изъявило готовность прийти на помощь.
— И каковы условия? — спросил Грушецкий.
— О, для вас они, можно сказать, даже облегчены, — улыбнулся в ответ Свенсон. — Вам не надо думать о том, как переправить пушнину во Владивосток и Петропавловск — всю ее возьмут мои корабли через торговые пункты: в Ново-Мариинске — торговый дом Бессекерского, бухта Провидения — фактория Томсона и мыс Дежнева — фактория Карпентера. Через эти же три пункта все, кто согласится сотрудничать с нами, получат необходимые товары, кредиты…
— Вы, стало быть, и рыбу будете покупать? — осторожно спросил Грушецкий.
— Не всю рыбу, не всю, — поспешил ответить с улыбкой Свенсон. — Мы возьмем икру в небольших бочонках и лососевые пупки.
— Но это как же? — растерянно пробормотал Грушецкий. — Владивосток у меня забирал пластанную соленую рыбу, балыки… Куда же теперь все это?
— Если вам удастся переправить улов во Владивосток — ваша удача, — с прежней улыбкой ответил Свенсон.
Тренев заерзал на привинченном к палубе стуле и заговорил:
— Господа. — Он пытливым взглядом обвел собравшихся. — Мы тут все свои и можем откровенно высказываться. Еще в прошлом году мы мечтали о тех днях, которые наконец-то настали для нас — неограниченная торговля на Чукотке, никаких формальностей и пошлинных и таможенных ограничений. С одной стороны — Америка с ее огромными товарными запасами, нужными для Чукотки, с другой — Чукотка, готовая продавать пушнину, открыть тундровые долины для разведки золота и других полезных ископаемых… Все это еще вчера из ложно понятого чувства патриотизма было невозможно. Сегодня мы присутствуем при зарождении свободного рынка на Дальнем Севере.
