ватой голову не требовалось: волосы на голове у Мэмыля такие же белоснежные, как вата, из которой ему смастерили брови, усы и бороду.
Войдя в толпу притихших ребят, развеселив их шутливыми поисками ключей от клуба, оказавшихся каким-то таинственным образом в кармане у самой маленькой первоклассницы, — Дед Мороз открыл двери клуба. Дети тихонько вошли вслед за ним в темный зал. И вдруг — сразу зажглись разноцветные лампочки.
Ребята увидели красавицу-елку, новогоднюю елку, про которую раньше только в книжках читали.
— Ну, Валя, — прошептал Эйнес, — вы… вы просто волшебница, честное слово
Детский утренник продолжался до сумерек. Ребята разошлись по домам, вволю наигравшись и наплясавшись. Каждый унес с собой подарок Деда
Мороза. И что самое удивительное — каждый получил именно тот подарок, какой ему больше всего нравился. Об этом уж позаботилась Валентина Алексеевна. Как смогла она это сделать — я и сам не вполне понимаю. Совсем как будто невзначай расспросить ребят, так направить их внимание, чтобы на одну игрушку не польстились сразу двое, незаметно просигналить Мэмылю о сокровенном желании каждого из маленьких гостей, — не всякий сумеет это проделать
Но все это уже позади. Дети разошлись, теперь в зале танцует молодежь. А во второй комнате клуба отдыхают Мэмыль, Валентина Алексеевна. Туар, Кэйнынэ. Девушки так устали, что хотят немного посидеть, прежде чем присоединиться к танцующим.
— Дядя Мэмыль, — спрашивает Валентина Алексеевна, — раньше, в старину… Ну, скажем, до революции… Встречали тогда на Чукотке Новый год? Был такой обычай?
— Нет, ничего такого не было. Это время у нас вообще на середину месяца приходилось. И назывался он Ьнп-Ылвен-Йилгын — «Старого дикого оленя месяц».
— «Старого дикого оленя месяц», — задумчиво повторяет Валентина Алексеевна. — Какое странное название А встречать, значит, не полагалось? Ни Нового года, ни рождества или там чего-нибудь в этом роде?
— Нет, рождества у нас тоже не полагалось. Чукчи некрещенные ведь. У нас вместо попов шаманы были. А верили чукчи в кэле. Ну, как бы тебе объяснить?.. Кэле — это такие… Ну, вроде богов, что ли. Духи такие. А рождества. Хотя нет, одно рождество я все-таки помню.
Старый Мэмыль поднимает косматые ватные брови — он все еще не снял грима — и повторяет:
— Одно рождество я на всю жизнь запомнил.
— Расскажите. Порядочный Дед Мороз должен рассказывать сказки. Так полагается.
— Это не сказка. Это все на самом деле было. Сейчас расскажу.
Некоторое время он молчит, вспоминая далекое прошлое, и, не глядя, перелистывает комплект «Советской Чукотки», лежащий перед ним на столе, — в обычные дни эта комната служит читальней. Потом говорит:
— Это, Туар, я про твоего деда расскажу. Про Памью. Дедушка Памья никогда тебе ничего про себя не рассказывал?
— Нет, дядя Мэмыль, ничего, — говорит черноглазая Туар, придвигаясь поближе к столу.
— Ну, слушай тогда. Давно это было, совсем давно. Мне, наверно, десяти лет еще не минуло. В нашем поселке года за два до того американский скупщик поселился. Мистер Карпендер. Домик себе привез, поставил его посреди поселка, лавку открыл.
Летом шхуна приходила, привозила товары Кар-пендеру. Несколько дней выгружали эти товары, всю лавку заполняли. Да еще какие-то ящики снаружи складывали. Так они и стояли возле лавки, брезентом накрытые.
А в трюм этой шхуны грузили все то, что Карпендер за зиму у охотников скупал. Медвежьи шкуры и нерпичьи, бивни моржовые, китовый ус.
Всякую одежду из оленёнковых шкур тоже скупал, обувь из тюленьей кожи, шитые торбаза. В Америке его компаньон большие деньги за этот товар получал. Они за один год два дома себе купили в городе Джуно.
Он ведь чукотский товар по дешевке скупал. Дурной водой торговал, патронами, мукой, табаком. И за все это вдесятеро брат против настоящей цены. Весь поселок долгами опутал. А как его проверишь? Тогда ведь грамотнь-х у нас не было. Не только в нашем поселке — гч всему побережью ни один чукча грамоты не знал. По пальцам считали. Вот Карпендер и пользовался, грабил людей.
В тот год плохая зима была, голодная. До «Месяца нового снега» и то ьяса не хватило. Это, если по нынешнему считать, — до середины, значит, октября. Голодал народ.
Охотники по целым дням возле разводьев сидели, ждали тюленей. Только редко кому удавалось с добычей прийти. Мало в тот год зверя было. Такой мороз стоял, го и зверь не хотел на лед вылезать.
И жира тоже не было. Почти во всех ярангах жир кончился, жирники погасли. Совсем холодно стало, темно.
Карпендеру наше горе — нажива. За мерку муки ему последнее отдают. Только бы с голоду не умереть.
Яранга Памьи рядом с нашей стояла. Ох, сильный он был Самый лучший охотник, от него никакой зверь уйти не мог. Байдарный хозяин хотел его помощником своим сделать, первым стрелком. Только не поладили они. Нэнэк — байдарного хозяина Нэнэком звали — жаловался, что у Памьи характер плохой. А на самом деле у него хороший характер был, добрый. Если какого зверя добудет, всегда с соседями делится. И нас выручал, и других соседей.
Но в том году у Памьи тоже скверно дела шли. Он даже упряжку свою собачью продал. Только одну собаку оставил, жалко ему было продавать ее. Многие смеялись над ним. «Самому, говорили, есть нечего, а он собаку кормит. На одной все равно далеко не уедешь».
Ну вот, слушайте дальше. Вечером дело было. Приказчик Карпендера обошел все яранги и объявил, что у хозяина праздник. Пускай, значит, все приходят, хозяин будет подарки давать.
Мы с матерью пошли. Там уже много народу собралось. Стояли на морозе, с ноги на ногу прыгали, чтобы не замерзнуть.
У Карпендера в домике много свечей горело. Я на ящики, помню, взобрался, чтобы внутрь поглядеть поверх занавески. Там в железной печке уголь пылал, мясо жарилось на большой сковороде.
Вдруг на крыльцо Карпендер вышел. Он сильно пьяный был, не мог сам на ногах держаться. Его Нэнэк и приказчик под руки вели, хотя сами тоже из стороны в сторону качались. Их так и кидало от перил к перилам. Как в качку плохого матроса кидает.
Нэнэк посмотрел на нас и начал речь держать. Карпендер-то сам по-чукотски совсем мало умел говорить. Нэнэк закричал:
— Сегодня у этого нашего торгового человека праздник. Большой праздник у них. Сегодня их кэле родился. Самый главный из всех ихних кэле. Поэтому нага торговый человек очень радуется. И он…
Тут Нэнэк сильно качнулся, не удержал равновесия и сел на ступеньки крыльца. И, сидя, продолжал:
— Он поэтому хочет, чтобы все мы тоже сегодня радовались.
А Карпендер крикнул:
— Кристмес Кристмес
«Кристмес» — это по-ихнему рождество так называется,
Нэнэк попытался встать, не сумел и дальше сказал так:
— Ихний кэле велит помогать всем бедным. Поэтому наш торговый человек, мистер Карпендер, решил всему поселку сделать подарок. Вот здесь, перед домом закопано в снегу много пачек печенья, габаку, чаю, много банок разных консервов. И даже несколько коробок шоколада.
Карпендер что-то шепнул ему, и он добавил:
— И даже одна бутылка красной дурной воды гоже закопана. Все это — подарки. Каждый может взять себе все, что найдет. Мистер Карпендер даже не будет записывать это в книгу долгов. А теперь — можете искать
Мы — дети и женщины — бросились искать, голыми руками снег разрывать стали. Голодные ведь А из мужчин многие плюнули, выругались и по ярангам пошли. Но были и взрослые охотники, которые вместе с
