катастрофу — приблизившаяся к Земле комета служит здесь своеобразной аллегорией очищения, которому подверглась земная цивилизация, пережившая свой смертный час. В книге Артура Конан Доила «Отравленный пояс» (The Poison Belt, 1913) ситуация немного модифицируется — Земле угрожает не столкновение с небесным телом, а прохождение через «зараженную» зону космического пространства. Иногда первопричиной глобальной катастрофы могла стать традиционная для фантастики фигура «безумного ученого», готового на все для доказательства правильности своих теорий. Кстати, одним из первых подобный сюжет использовал Александр Куприн в романе «Жидкое солнце» (1913).
Но скоро фантастам наскучили маневры небесных тел, и следующей модной основой для сюжета с гибелью цивилизации стала легенда об Атлантиде — древнем островном государстве, намного опередившем свое время и трагически погибшем, как писал древнегреческий философ Платон, «в один день и бедственную ночь». Миф об Атлантиде мог служить превосходной канвой для романтического либо трагического сюжета. Кроме того, со времен Платона Атлантида воспринималась многими авторами как полигон для разного рода мысленных социальных экспериментов. Именно так использовал платоновский сюжет философ Фрэнсис Бэкон в своей утопии «Новая Атлантида» (The New Atlantis), фрагменты которой были опубликованы лишь через год после его смерти — в 1627 г.
Позднее писатели нашли, что под именем Атлантиды можно вывести любое общество и либо воспеть его устройство, либо бичевать его недостатки. Печальный и поучительный финал легенды в большей степени способствовал последнему. Поэтому на рубеже XIX и XX вв. образ погибшей высокоразвитой цивилизации часто использовался для обличения язв капитализма, социализма либо империализма — в зависимости от того, каких политических убеждений придерживался автор. Например, в романе американского писателя Дэвида М.Перри «Алая Империя» (The Scarlet Empire, 1906) обличается социалистический строй — господствующий в Атлантиде, которая уцелела под куполом на дне океана до самого начала XX в. Двадцать лет спустя совершенно такой же сюжет был использован и в пародийном романе «французского писателя Рене Каду» «Атлантида под водой» (1927), разоблачающем преступления империалистов (на самом деле под псевдонимом Р. Каду скрывались советские писатели О. Г. Савич и В. Л. Пиотровский). Атлантида мельком упоминается в романе Жюля Верна «20 тысяч лье под водой», впервые изданном в 1870 г. История погибшей страны служит фоном для романтических приключений героев в романе «Атлантида» француза Пьера Бенуа, на рубеже XIX–XX вв. ставшем мировым бестселлером. Гибели Атлантиды были посвящены романы Ч. Дж. Сатклиффа Хайна «Потерянный континент» (The Lost Continent, 1900), Генри Райдера Хаггарда «Желтый Бог» {The Yellow God, 1908) и многие другие. Часто под видом Атлантиды авторы выводили современную им западную цивилизацию — и тогда повествование о гибели величественного острова-империи приобретало черты классического романа-катастрофы, обращенного не в прошлое, а в настоящее и будущее. Общего поветрия не избежал даже профессор Джон Рональд Руэл Толкин — в его книге «Сильмариллион» Нуменор, великая империя Запада, уничтоженная за чрезмерную гордыню водами гигантского потопа, на языке эльфов именуется Аталантэ — «Падшая земля». Упомянутые выше книги вызвали множество подражаний и в России. Еще до революции дань этой теме отдала Лариса Рейснер, чей роман «Атлантида» был опубликован в 1913 г. В отечественной фантастике истории об Атлантиде, как правило, служили авторам как повод для фантазий на античные темы либо для создания собственных реконструкций на основе существовавших в начале XX века научных гипотез — как это сделал Александр Беляев в романе «Последний человек из Атлантиды» (1926). А в знаменитой «Аэлите» (1923) Алексея Толстого обитатели Марса оказываются потомками уцелевших жителей Атлантиды, сумевших после катастрофы переселиться на другую планету. Своеобразный «космический» вариант Атлантиды представлен читателю в раннем рассказе Айзека Азимова «И тьма пришла» (Nightfall, 1941). Инопланетный мир, в котором происходит действие, предельно условен — он во всем, вплоть до имен и должностей персонажей, напоминает об американском обществе, дабы ни у автора, ни у читателя не возникало соблазна «достраивать» географию или социологию чужой цивилизации. Автор не задается целью создать полноценную картину жизни описываемой планеты. Он анализирует всемирную катастрофу — исчезновение солнца — исключительно с позиции ученого. А в 1969 г. почти таким же образом «уничтожил» Землю другой американский фантаст Говард Фаст в рассказе «Не взрывом».
За последние два столетия фантастами и футурологами было «опробовано» множество вариантов уничтожения земной цивилизации. Но все-таки основным вариантом глобальной катастрофы в мировой фантастике к настоящему времени остается ядерная война. Этому образу скоро исполнится сто лет: литераторы начали описывать атомную войну еще в самом начале XX века. Тогда же появился и сам термин «атомная бомба», и она уже воспринималась как сверхоружие, куда более жуткое, чем все предыдущие порождения человеческого разума. Правда, в течение довольно долгого времени последствия атомной войны все же не воспринимались большинством авторов как совершенно катастрофические. Эта война могла разрушить государственность и религию, серьезно повлиять на общественные институты — но теми же потенциальными возможностями обладал и обычный, «неядерный» конфликт. Вот и в романе Герберта Уэллса «Война в воздухе» (The War in the Air, 1908) последствия мировой войны выглядят гораздо более тяжелыми, нежели в появившемся пять лет спустя «Освобожденном мире» (The World Set Free), где впервые было описано массовое применение атомных бомб. В последней из этих книг война не доводится до закономерного финала благодаря деятельности реалистично мыслящих политиков. Но ведь и сами эти политики сохранились и получили возможность действовать исключительно благодаря тому, что государственные институты уцелели практически во всех странах мира. Поэтому и Карел Чапек, описавший в одном из первых своих романов «Кракатит» (Krakatit, 1924) взрывчатое вещество необычайной силы, не решился изобразить гибель Земли. Для окончательного же истребления человечества чешский писатель все-таки использовал в книге «Война с Саламандрами» (Valka a mloki, 1935) «пришельцев ниоткуда», разумных и агрессивных рептилий.
До поры до времени никому не приходило в голову, что ядерная катастрофа непоправимо повлияет на окружающую человека природную среду. Только после Второй мировой войны, после Хиросимы и Нагасаки описание экологической катастрофы как непременного следствия ядерного конфликта стало расхожей темой в мировой научно-фантастической литературе. Одним из первых в американской фантастике «реалистических» описаний ядерной катастрофы стал вышедший в 1950 г. роман Джудит Меррил «Тень над очагом» (Shadow of the Hearth, 1950). Но в полном смысле классическим стал появившийся в 1957 г. роман австралийца Невила Шюта «На берегу» (On the Beach), два года спустя экранизированный Стэнли Кубриком. Этой же теме посвящен и грустный рассказ Фредерика Пола «Ферми и зима» (1985). В своей новелле, удостоенной в 1986 г. премии «Хьюго», Пол дает ответ на хрестоматийный вопрос знаменитого итальянского физика Энрико Ферми: если во Вселенной есть разум, почему же он до сих пор молчит, почему мы не можем услышать его — хотя бы в радиодиапазоне? Увы, ответ этот печален…
Впрочем, и сегодня катастрофа может оказаться не только ядерной — об этом продолжают напоминать произведения многих современных фантастов Европы и Америки. Например, в дилогии американца Грега Вира «Кузница Господа» (The Forge of God, 1987) и «Наковальня звезд» (Anvil of Stars, 1992) она вызвана деятельностью инопланетного разума. Появление неизвестного штамма бактерии, уничтожающего пластиковые изделия и тем самым ставящего технологическую цивилизацию на грань катастрофы, описано в романе Кита Педлера и Джерри Дэвиса «Мутант-59: пожиратели пластика» (Mutant 59: The Plastic Eaters, 1972). «Медицинско-поли-тический» вариант социальной катастрофы (правда, в масштабах отдельно взятой страны) демонстрирует нам роман шведского писателя Пера Вале «Стальной прыжок» (Stalspranget, 1968). В данном случае массовое применение властями медицинского препарата, стимулирующего обострение чувства «гражданского долга» у лояльных граждан, приводит к обратному результату: люди, подвергшиеся обработке, сходят с ума и гибнут, а к власти приходят «нелояльные», которые вынуждены защищать свою жизнь.
Безусловно, самым распространенным вариантом «неядерной» катастрофы с 60-х гг. XX в. стала катастрофа экологическая, вызванная нарушением биологического равновесия в окружающем нас живом мире, — как правило, ставшего следствием деятельности человека. Популярность экологической темы в мире год от года растет, подогреваемая сообщениями о реальных бедах — авариях на атомных станциях и химических заводах, загрязнении рек и атмосферы, крушениях нефтяных танкеров. Именно экологический «конец света» был описан в классическом романе Джона Браннера «Взглянули агнцы горе» (The Shepp Look Up, 1972).
He оставляют в покое писатели-фантасты и традиционные стихийные бедствия, способные
